Наследие
Шрифт:
Он уже не видел, как перепуганные люди бросились врассыпную, не слышал, как один из выкрикнул:
— Это же Гор! Это дракон господина! Он сошел с ума, он напал на нас!
— Он убил мага!
Убегавшие обернулись. На земле захлебывался кровью деревенский маг, но не когти дракона убили его. Из груди худощавого мужчины в линялом балахоне торчал меч, кем-то в панике всаженный в тело мага. Люди переглянулись. Один из них, бледный, с дрожащими губами, с изумлением смотрел на свои опустевшие руки. Убийца был найден, но…
— Надо сжечь тело мага, — мрачно сказал один из крестьян. — Скажем, что это дракон плюнул в него огнем.
— Д-да, — заикаясь,
— Помогите, — прохрипел маг.
Мужчины переглянулись.
— Так будет лучше всего, — согласились остальные. Они выждали немного, но дракон так и не вернулся. А вскоре возле каменной гряды уже пылал костер, пожиравший тело мертвого мага. Никто не призывал сказать правду, теперь все они были заодно…
Когда взошло солнце, Гор достиг огромной долины. Лучи утреннего солнца осветили изумрудную зелень, среди которой пестрыми каплями росли цветы, приоткрывшие свои лепестки, встречая утро. Тонкий аромат наполнял воздух, и дракон опустился вниз, глубже вдыхая чарующий запах. Душа отозвалась вспышкой умиротворения, навевая новые воспоминания из детства, когда драконенок и ребенок-человек беззаботно резвились на лугу недалеко от замка в горах.
Гор мягко опустился на землю, его лапы тут же утонули в зелени травы. Опустив голову вниз, дракон вдыхал свежий аромат. Он даже почти забылся, желая продлить мгновения покоя, когда обоняния коснулся совсем другой запах. Мерзкий, гнилостный, запах Смерти и Зла. Помимо зловония разложения Гор учуял тот запах, которым пахло существо, вползшее в его драконник на следующее утро после Игр. Остервенело зарычав, дракон взмыл в воздух. Он поднялся повыше и увидел черноту выжженной земли.
Стремительно приблизившись к гадкому месту, Гор снизился, рассматривая тела людей, тронутые тленом. Он узнал воинов своего человека, сумел различить за зловонием запах своего жилища, которым пропиталась их одежда. Увидел дракон и магов, их тела тоже еще не до конца утеряли запах Силы. Изуродованные, изгрызенные мертвецы лежали недалеко друг от друга. Больше ничего на выжженном островке не было, хотя и витал едва уловимый запах нечисти. Однако самым отвратительным был запах Зла. Он заполнял воздух, отравлял холодом страха, тоски и ярости.
Гор взревел, поддавшись удушающему зловонию, но вот могучие крылья взмахнули, и дракон помчался ввысь, где был лишь ветер и солнечные лучи. Великан спешил избавиться от невыносимого смрада, от тех чувств, которые он вселял в драконью душу. И когда грудь Гора свободно расправилась, наполненная чистым воздухом, он вновь снизился и еще раз рассмотрел мертвецов. Рика среди них не было, и значит, нужно было продолжать поиски. Но зато теперь дракон знал, с кем сражался его человек, знал, какой запах искать, и он сорвался в полет, ведомый еще одной тонкой ниточкой, которую удержала изуродованная земля. Запах перехода, его Гор знал хорошо. Из долины открывался портал, значит, Рик ушел через него… Но куда?
— Ар-рф, — проворчал дракон.
Найдет. Он точно знал, что теперь найдет своего человека, и их стая вновь будет полной. Осталось найти место, куда вышел Рик. Гор прикрыл глаза, и его ноздри затрепетали, словно у огромного охотничьего пса. Дракон взял призрачный след.
Глава 11
Ветер развевал длинные черные пряди мужских волос, серые глаза устремили взгляд на потемневшее море. Волны, покрытые россыпью пузырей белой пены, налетали на скалистый берег, разбивались и опадали тысячами брызг, порой долетавших до мужчины, застывшего на самом краю бездны. Его тонкие губы были поджаты в жесткую линию, желваки ходили на скулах, кулаки то сжимались, то разжимались. Мужчина был в ярости.
И ярость его находила отклик в потемневшем небе, покрытом разбухшими черными тучами. Созвучна раскату грома, прокатившемуся над волнующимся морем. Он держался, держался, как мог, но серые струйки Силы время от времени слетали с его пальцев, устремляясь вниз по отвесной стене каменного утеса, достигали волн, и тогда море отзывалось новым яростным ударом о каменный берег.
За спиной черного лорда застыла молодая женщина, красивая настолько, что глаз отвести от нее не было возможности. Только смотреть на красавицу мужчина сейчас не хотел. Ингер со страхом рассматривала прямую напряженную спину, скрытую темными одеждами, смотрела на развивающиеся полы плаща, и они казались леди Илейни крыльями большой хищной птицы. И будь ее воля, она бы бежала от мужчины на край света, лишь бы больше никогда не видеть его, не слышать завораживающего низкого голоса, не видеть ледяного взгляда, не чувствовать его злости и его желания. Если бы она могла…
Ингер тихо всхлипнула. Она ненавидела мужчину, стоявшего перед ней. Ненавидела всей душой, боялась и… желала. И если ненависть и страх были искренними, ничем не замутненными чувствами, то желание казалось наваждением, от которого не было сил избавиться. Леди Илейни мечтала проснуться от того кошмара, в который превратилась ее жизнь, но кошмар все длился и длился, не заканчиваясь ни на мгновение. И пусть она дышала, мыслила, но женщине казалось, что душа ее блуждает во Тьме, разлившейся вокруг нее.
Тьма проникала в легкие, забивала поры, текла по венам, заменяя кровь. Тьма несла холод и обреченность. Ингер все сильней увязала в ней, не имея сил вырваться на свободу, потому что ее свободой могла стать лишь смерть колдуна. Но стоило даже представить, что он корчится в предсмертных муках, как тело пронизывало испепеляющей болью, разум взрывался на множество ранящих осколков, и женщина заходилась в надрывном крике. Проклятая руна, вырезанная на ее груди, не позволяла даже мечтать о смерти проклятого выродка Бездны.
И все же самым отвратительным было желание. Оно стало цепью, приковавшим Ингер к колдуну. Мужчины, которых она знала раньше, померкли для нее, став размытым пятном воспоминаний. Женщина сходила с ума, когда Эрхольд не замечал ее. Она готова была сделать все, лишь бы снова почувствовать его в себе. Была готова униженно умолять, чтобы он прикоснулся к ней. Готова была терпеть все, что он с ней делал, находя в забавах своего хозяина болезненные удовольствие, затмившее все, что Ингер любила раньше.
Боги! Она ведь и правда стала его рабыней. Некогда гордая, коварная, корыстная леди Илейни теперь готова была стелиться под ногами мерзкого Виллиана только для того, чтобы он насадил ее на свой член. И от этого ненависть Ингер становилась только сильней. Она хотела свободы, мечтала о ней, представляя, что Эрхольд отпустил ее. И уже ненужно было власти, богатств, ничего — только свобода. Леди Илейни хотела забыть, стереть из памяти последние дни своей жизни. Порой хотела умереть, чтобы хоть так избавиться от цепи, удерживающей ее рядом с колдуном. Но он сказал, что она еще нужна ему, и пока Эрхольд не посчитает ее долг за предательство исполненным, Ингер не увидит ни новой жизни, ни смерти. Словно верный пес она сидела подле колдуна и ждала, что он скажет.