Наследница для Чудовища
Шрифт:
— Мне чуть-чуть.
— Конечно, я тоже не собираюсь напиваться. Громов потом ворчать будет еще неделю.
Говорит Вероника и почти до краев наполняет наши кружки. Она разворачивает конфетку, и я делаю то же самое, наблюдая, как женщина залпом опустошает содержимое.
— Ты не нюхай, а пей.
— Фух… обжигает.
— Закусывай скорее.
Я чувствую сначала горечь, а после приятное тепло по всему телу и некий восторг. Расслабление. Вероника разливает по второй, ведь промежуток небольшой. И через минут двадцать я начинаю понимать Громова. Хочешь
— Жизнь наших мужчин всегда находится под опасностью, так как сегодня им выражают глубокое почтение, а завтра могут предать. Самые близкие. Ради чего? Власти и денег. Самые близкие, Надя. Крысы!
Она говорит так, словно догадывается. Заставляет меня краснеть и сгорать не только от палящего солнца. Я стараюсь улыбаться непринужденно, а в глазах двоится.
— Стой, ты куда?
— Сейчас вернусь.
С меня достаточно. Покачиваюсь и поднимаюсь на ноги с чистым намереньем поговорить с Громовым, как взрослые люди. Балансируя руками чтобы не упасть, плетусь по траве, перешагиваю муравейник.
Я вижу Громова, и он стоит ко мне спиной, прячет кулаки в карманы спортивных штанов. Он со стороны изучает новых отморозков. Больше ничего не вижу, медленно моргаю. Я чувствую, как чья-то ладонь останавливает меня на полпути и рывком тянет обратно. Щурюсь и сквозь дымку различаю черты Замута.
— С тобой чё?
— Все нормально.
Он принюхивается и хмурит брови. Мне отчего-то смешно видеть Замута таким, а ему не смешно. Упираюсь в его грудь и после коньяка плевать на всех. Набираю воздухом легкие:
— Я на Севере была, золото копа-а-ала! Если б не моя пиз…
— Замолчи.
Затыкает мой рот и волоком тащит к машине. Меня окончательно развело на жаре и, кажется, что умом тоже овладели черти. Чудовище, матерясь, распахивает заднюю дверцу авто и проталкивает меня внутрь.
— А нажралась-то! Ёп твою мать… — раздраженно хлопает дверью и летит к виновнице торжества. — Вероника Сергеевна, ну-ка, иди сюда!..
Моя новая знакомая стойкая, не то, что я и с гордостью принимает на себя двусторонние недовольства от Замута и Громова. И ей ни капельки не стыдно. Даже когда Громов утаскивает ее в свой автомобиль.
Потом мужчины о чем-то говорят. За это время я успеваю снять кофту и развалиться на сиденье, закинув ноги на переднее кресло.
— Поехали.
— В рай?
— Домой, блять. Позорница!
— Стыдишься меня?
Он ничего не отвечает, проворачивает ключ в замке и оглушает меня ревом мотора. Несется по кочкам обратно к лесу.
В какой-то степени я понимаю Чудовище. Тем ребятам, которых в группировке обычно называют пацанами, запрещено употреблять алкоголь и наркотики. Они должны сохранять форму, чтобы в любой момент выполнить приказ от человека выше рангом. Чтобы совершить приказ от грабежа до массового побоища. Ходячая рабсила.
А тут мы. С Вероникой Сергеевной. Подшофе. Слабый пол и наглядный пример того, как нельзя себя вести с криминальными мужчинами.
Надо бы извиниться.
— Ну куда ты лезешь? Угомонись.
— Я должна сесть рядом.
На ходу корячусь вперед к Замуту и пачкаю кроссовками дорогущие кожаные чехлы. Наемник притормаживает посередине трассы. Сопит. Хватает меня за руку и помогает уместиться без травм. Плюхаюсь на задницу и смотрю на Чудовище.
Он кажется мне не таким суровым, даже когда ругается. Он красив. Красив везде и на трезвую голову, но сейчас особенно. Волевой, мощный, с огнем вместо характера. А как он сжимает руль? Большими руками. С золотистой смуглой кожей. И этот его строгий черный взгляд из-под таких же бровей. Пшшш!
Брат же хотел выдать меня за семидесятилетнего деда. Передергиваюсь от представления, что на месте Замута мог оказаться тот самый старик, не украв меня наемник.
Но нет. Уверенно гонит по трассе бог, с душой дьявола.
Я закусываю губу и укладываю свою ладонь на его колено. Медленно веду глубже.
— Продолжай.
Откидывая спинку, Замут расставляет ноги шире. Не сводит глаз с дороги.
Кончиками пальцев заигрываю и ощущаю себя авантюристкой высшего пилотажа. Наемник свободной рукой дотрагивается сверху моей и подтягивает ладошку к своему паху.
— Сожми. Да, вот так.
— Тебе хорошо?
— Нормально.
Расслабленно отвечает. Я чувствую, как его плоть с каждым движением увеличивается, становится тверже. Будто камень. Оцениваю размер и невольно напрягаю бедра, вспоминая, как Чудовище брал меня. Ласкал.
Нельзя испытывать подобного, ведь мне прекрасно известно — будущего у нас нет. И лучше не мечтать. Отгоняю мысли прочь и внутренне успокаиваю себя. Ничего личного, я просто хочу жить.
Наглаживаю, легонько сдавливаю член и замечаю за нами внедорожник Громова. Вероника Сергеевна, наверное, сейчас тоже наглаживает. А, может, пооткровенней. Потому что знает, с такими мужчинами воевать бесполезно, все равно проиграешь. Но если схитрить и проявить нежность, есть шанс укротить зверя.
Следом за машиной Громова колонной двигаются автобусы с новобранцами и наемниками.
— Не раньше не позже.
Цыкает Замут, перестраивается к обочине и притормаживает.
Господи. Я трезвею за две секунды и растерянно пялюсь на Чудовище. Будто сама нарушала закон, трясусь. Дергаюсь, убираю руки.
Я вижу отцепленную дорогу, три большие служебные машины. Белые с синими полосками и мигалками. А рядом мужчин в балаклавах и бронежелетах. Они заняли позиции и подняли автоматы. Настоящие. Калаши!
— Это кто? ОМОН?
Задыхаясь, шепчу. Ёрзаю, места себе не нахожу.
— Ага. Устроили шоу. Еще БТР бы прислали. Клоуны.
— Они вас арестуют?
— Как получится. Сиди и только попробуй что-нибудь ляпнуть.
Замут достает из бардачка какие-то бумажки и хмуро выходит из кроссовера. Я вижу, как наемник расправляет плечи, вразвалочку шагает к полицейским.
Тоже порываюсь выскочить. Убежать. Закричать. Это мой шанс. Одной рукой тянусь к дверце, второй бью себя. Не могу. Идиотка.