Наследница для Чудовища
Шрифт:
— Нравится… как я тебя… трахаю? — осипши говорит, ударяясь головкой в самую глубь.
— Мне больно!
Бешено взвизгиваю, от шока и паники извиваюсь, задыхаюсь от осознания произошедшего. Чудовище замирает и будто чернеет. Щурится. Отстраняясь, он вытаскивает из меня член и видит на нем кровь.
Глава 7
Не выдерживаю, прикусываю губу и слезы сами катятся из глаз. Трясусь, на слабых руках поднимаюсь, усаживаюсь и обнимаю колени. Замут проводит ладонью по длине,
— Порвал блять.
— Мамочки… — Я легонько касаюсь себе между ног и дурею, когда возвращаю ладошку, а на ней алые пятна. — Замут… Матерь господня! Смотри, смотри!
Вытягиваю руку к наемнику и судорожно ей машу как веером, протягиваю ближе к нему, словно мужчина не в курсе. Навзрыд плачу, визжу.
— Отставить истерику. — Серьезно говорит и перехватывает мое запястье. — Почему не сказала, что с мужиком ни разу не была? — Я бормочу невнятно в ответ и образ Чудовища размывается в глазах. — Больно? Спрашиваю тебя, больно?
Он одергивает, возвращая с меланхолических небес страданий в суровую реалию моего первого опыта.
— Терпимо.
Низ живота саднит и ощущение наполненности, движений Чудовища во мне есть, но я решаю умолчать. Мне, кажется, что Замут все еще берет мое тело даже на расстоянии. Он поправляет свою одежду и в его глазах нет восторга радости, напротив.
— Помойся.
Стонаю и пытаюсь встать с гордостью, однако, ноги совершенно не слушаются, подгибаются. Как подстреленная собака, я сползаю с дивана, беру с пола тряпку, в которую превратилось мое платье и с легкой растопыркой плетусь в душ. Я открываю дверь и останавливаюсь у порога, оборачиваюсь, а Замут сидя на диване неотрывно прожигает глазами стену.
— Мне бы водичку включить… теплую…
Молнией он переводит взгляд в мою сторону, впиваясь в меня незримыми импульсами, от которых я невольно отшатываюсь. В самую душу смотрит, дергает бровью и рычит:
— Крайняя правая кнопка.
Киваю и быстренько юркаю в ванную.
Это конец. Если мой брат узнает о случившемся, то собственными руками придушит. Айхан больше не сможет продать меня за такую цену, о которой мечтал. Мой грех слишком тяжек и невинность, отданная врагу семьи, поставили крест на судьбе.
Пялюсь на себя через зеркальное отражение и с размаха отшвыриваю платье.
Я будто стою на хлипком мосту через пропасть, а по обе стороны на берегах меня ждет смерть.
Я хватаю с полки гель и с трудом перешагиваю борта джакузи, поливаю себя из насадки, смываю с бедер кровь. Окрашенные струйки и пена стекают по коже, унося вместе с собой захлестнувший меня порок. Ведь я могла остановить Чудовище, но почему-то не захотела. Я плачу и смеюсь одновременно. Поливаю лицо, волосы.
Сквозь бурление воды слышу дверной скрип и холодные потоки воздуха. Тут же прикрываю насадкой грудь, а свободной рукой лобок.
— Замут, не следует вторгаться в ванну.
— Я принес тебе шмот. — Не оборачиваясь на меня, кидает на плиточный выступ футболку и спортивные шорты. — Можешь не стесняться, я запомнил все и даже родинку на твоей заднице.
— Но это моветон!
Вряд ли он знает, что такое моветон, поэтому невозмутимо расправляет плечи и с кулака толкнув дверь, скрывается в глубине своего особняка. Да и мне честно не до расслаблений и мыльных пузырей. Просто смываю грязь, наспех вытираюсь полотенцем, пальцами прочесываю спутанные волосы как могу.
Я беру футболку Замута и практически утопаю в ней, примеривая на себя. Трусы тут еще мои лежат. Натягиваю белье и даже несмотря на размер футболки не рискую появиться перед мужчиной без шорт.
Трачу пару минут, чтобы привести дыхание в норму и набраться смелости для следующего действа в этом безумном водовороте событий.
Я открываю дверь и сначала выглядываю. В ноздри пробирается запах овощей и еще чего-то химозного. На цыпочках крадусь вон и, к удивлению, замечаю Чудовище на кухне у плиты.
— Готовишь нарезку из пачки? Знаешь, она практически всегда невкусная…
Останавливаюсь рядом со столом и нервно царапаю свое предплечье.
— Есть идеи получше? — Я не вижу, но чувствую, как Замут улыбается, небрежно размешивая металлической ложкой по антипригарке. — Тебе нужно поесть…
— Ты расстроился, когда понял, что поимел девственницу, да?
Фраза будто сама вырывается из горла. Я говорю и прикусываю язык, корю себя за любопытство.
— Не так должен происходить первый раз.
— А как?
— Я бы сделал это красиво.
И ведь нельзя, но мои уши вспыхивают от некого смущения. Мне нужно выписать билет в тихий приют, потому что мыслишки настойчиво коробят разум, намекая о Чудовище. Я смотрю на него внимательнее, чем обычно, изучаю черты лица, наблюдаю повадки. Мне хочется расспросить о нем больше и кажется, под маской жестокого бандита еще сохранилась душа.
Отодвигаю стул и послушно усаживаюсь за стол такой же хромированный, как и основная мебель этого дома. Мужчина не сервирует ужин, а просто ставит передо мной сковородку с непонятной бурдой и подает вилку. Умещается на противоположную сторону. Сглатываю и беру прибор. Ковыряюсь в стручковой фасоли и перце, а кусок в горло не лезет. Под надзорный контроль Чудовища с усилием пропихиваю в себя ужин.
— Замут… это же не твое имя? Таких, вообще не бывает.
— Верно.
— Так как же тебя зовут?
— Не знаю. — С нулем эмоций говорит, достает из кармана пачку сигарет, закуривает. — Я потерял память лет в двадцать. Примерно. Не помню, что было до. Полудохлого меня подобрали в лесу бойцы Громова. Моих имен ровно столько, сколько липовых паспортов. Замутом прозвал Гром.
— И тебе никогда не хотелось узнать прошлого? А как же родители, семья?
Я охаю, роняю с вилки кусочек помидорины на стол. Наемник вбирает в легкие отравляющий дым и выпускает через ноздри. Тушит окурок прямо об стол.