Наследница из Гайд-Парка
Шрифт:
– Ты вышла за меня замуж.
Триста рассмеялась. Несколько прядей волос выбилось у нее из прически и закрывало лицо. Протянув руку, Роман вернул их на место, но ветер снова вырвал волосы. Триста улыбнулась.
– Знаешь, почему я такой храбрый? – спросил он.
– Потому что ты знал, что здесь увидишь.
– Я бы сказал, что это сделало меня ловким. – Роман улыбнулся.
– Ты очень хорошо научился себя хвалить, – укорила она его.
– Да, я себя похвалил Но разве я не стою похвалы?
– Да,
– Я уже сделал это. Я сказал, что мы очень храбрые, – сказал он.
– Ты сказал это про себя.
– Хорошо, ты ловкая.
– Ну ладно, я тебя прощаю, – внезапно сказала она.
Вдруг его настроение изменилось. Лицо Романа стало неподвижным, как маска. На нем появилось недовольство.
– Не делай этого.
– Чего?
– Ты уступила слишком просто. Что ты простила?
– Что ты надменный глупец, который прошел мимо лучшего, что было у тебя.
Он немного подумал, и его лицо просияло.
– Странная вы особа, леди Эйлсгарт. Вы предлагаете мне утешение, а затем нападаете. – Он внезапно рассмеялся. – Но по делу. Я был не прав, женившись на Терезе. Это никому не принесло счастья.
Триста наклонила голову:
– Может, сейчас время сказать, как я жалею, что я... Роман, я была не права в том, что делала. Я имею в виду Эндрю. Мне не нужно было прятать его от тебя. Я не давала тебе шанса или по крайней мере возможности стать ему отцом.
Она повернулась к нему, в ее лице была мольба. Повисла неловкая пауза.
– Ты сделала это со злости?
– Нет! – искренне возразила она.
Он кивнул и чуть улыбнулся.
– Я прощаю тебя, – произнес он. – Но не уверен, что прощу себя.
Она тяжело сглотнула, не понимая, о чем он говорит. Того, что он простил ее, ей было недостаточно.
Все это останется в прошлом только тогда, когда Эндрю перестанет хмуро смотреть на своего отца. Пока же положение только ухудшается. Эндрю не привыкает к Роману, а в последние дни он держится с ним все более настороженно.
Пока Эндрю не полюбит отца, это дело нельзя считать завершенным.
Роман шагнул, чтобы сократить разделяющее их расстояние.
– Кто знает, Триста, возможно, ты и была права. Я не уверен, что если бы я тогда узнал про Эндрю, это изменило бы мою жизнь. Я был столь сосредоточен на себе, на своем «долге». К тому же, когда ты отказалась стать моей любовницей, я решил, что это ты меня предала. Как ты могла не смириться с моей женитьбой, когда я наконец обрел ощущение своей значимости, которого я так долго ждал... – Он запнулся и вздохнул.
Триста положила голову ему на грудь, на свежую зеленую рубашку. Она чувствовала теплоту его тела и мерное биение его сердца.
Отстранившись, он пристально посмотрел на нее:
– Может, мы
– Лучшим? Но результаты получились не очень хорошими, – ответила она.
– Но мы были так... ну, глупы. Молоды, неопытны, самоуверенны.
Она рассмеялась:
– Да. Не хотелось бы признавать это, но да. Я думала, что в мире есть идеалы и можно не вступать в компромиссы, сохраняя чувство собственного достоинства.
Он пожал плечами:
– Все не без недостатков.
Он играл ее волосами, и Триста откинула голову, отдавая себя во власть его рук. Он вынул заколки, и ее золотистые пряди упали каскадом на спину.
– Да, – произнес Роман, разглядывая ее так внимательно, словно она была картиной. В его глазах промелькнуло странное выражение. – В моих воспоминаниях ты всегда так и смеялась. Всей душой, с искренним весельем, не сдерживаясь. Смех извергался из тебя в окружающий воздух, так что я мог физически его почувствовать и вдохнуть.
Она наконец справилась со смехом.
– Когда ты стал поэтом? – озорно спросила она.
– Когда мне внушили вдохновение.
Ей очень хотелось сказать, чтоона любит его. Это был подходящий момент. Но где были слова, почему они все вылетели из головы?
Их глаза встретились.
– Как ты думаешь, мы не очень стары, чтобы заняться любовью, как мы обычно здесь делали?
– Конечно, стары. Не могу представить ничего более недостойного. Ты лорд Эйлсгарт, я твоя жена и мать твоего сына. И кроме того, скала твердая, а у нас дома отличная кровать.
Он прищурился:
– А если яснее?
– Ты лишился разума, если думаешь, что я сниму всю одежду и лягу на эту скалу.
Он начал опускаться на колени, увлекая ее за собой.
– Тогда я лишился разума, поскольку это именно то, о чем я думаю.
Глава 19
В детской Уайтторна Эндрю уныло дожевывал бисквит. Нянечка поглядывала на него с улыбкой, но ее рот был решительно сжат.
Нянечка, Нэнси, во многом напоминала Эндрю маму. Она всегда хорошо знала, когда ему что-то не нравилось.
Он ходил вниз, чтобы найти кое-какие игрушки, которые оставил в гостиной, и случайно услышал, что папа собирался взять маму в какое-то особое место, и когда мама захотела захватить и его, Эндрю, папа сказал «нет».
Это наполнило Эндрю горечью. Он побежал в детскую. Он не мог забыть, что папа отказался. Нэнси сразу поняла, что он расстроен. Она не знала почему, но хотела знать. Она задавала ему вопросы и с беспокойством следила за ним.
– Ну ладно, – обратилась она к Эндрю. – Ты можешь налить немного сливок в чай. Ты же любишь это? Вкусно и сладко, верно?