Наследник чародея. Школяр. Книга первая
Шрифт:
— Пожар! Горим!
От неожиданности и Дубовицкий, и тот, другой милиционер замерли. В коридоре защелкали замками двери. Чернявый с бабкой Зарой направились вниз по лестнице на выход, не желая участвовать в перепалке с моими соседями.
— Какой пожар? — не понял сержант. — Где?
— Пожар! — продолжал орать я. — Караул! Горим!
На лестничной площадке хлопнула одна дверь, затем другая, третья…
— Где пожар?
На лестничной площадке перед нашей распахнутой дверью показались соседи — тётя Маша, дядя Володя из «двушки» слева, дядя Ваня из квартиры сверху. Тётя
— Что это за безобразие?
Дубовицкий подошел к двери, злобно сказал:
— Не мешайте работать органам!
И попытался закрыть дверь. Не тут-то было! Тётя Маша подставила ногу, толкнула майора в грудь, вошла в прихожую:
— Ты что это, майор, за бардак вытворяешь? Двери по ночам советским гражданам ломаешь? Детей пугаешь? Совсем берега попутал?
— Не мешайте работать, гражданка Киселева! — Дубовицкий опять попытался вытолкнуть тётю Машу за дверь, упираясь своими руками ей в плечи. Тронуть необъятную грудь боевую бабушку он не рискнул. А вот тётя Маша в ответ легко отбила его руки да ещё и заорала:
— Ты куда ручонки свои тянешь?
Она развернулась и гаркнула:
— Вовка! Дуй к автомату, звони 7–00–12, вызывай опергруппу на мой адрес. Дежурному скажешь, что я просила.
Сосед дядя Володя, мужик лет 50-и с хвостиком подорвался вниз по лестнице. Дубовицкий с тоской посмотрел ему вслед и вздохнул:
— Ну, вот тётя Маша, что ты вечно лезешь, куда тебя не просят, а?
Телефон 7–00–12, номер которого назвала тётя Маша, принадлежал дежурному областного УВД. Кем же тогда была наша соседка, если дежурный УВД должен был её знать, причем по имени?
Да и Дубовицкий вдруг реально напугался. Выглядел он, конечно, уже совсем не так, как месяц назад. Некогда пухлые щеки обвисли брылями, лицо из багрового стало каким-то серым. Мундир болтался, как на вешалке. А ведь раньше, буквально с месяц назад участковый мог застегнуть пуговицы на кителе только при глубоком выдохе!
Он обернулся, посмотрел на меня, потом на соседку. Сержант, который ворвался в квартиру вслед за ним, бочком-бочком выскочил и побежал вниз по лестнице.
— Ты чего к ребенку пристал? — продолжала негодовать тётя Маша. — Он после операции, а ты на него с кулаками?! Совсем совесть потерял со своими цыганами! Давно в инспекцию по кадрам не вызывали? Так я тебе устрою!
Она замолчала, переводя дух, перешагнула порог квартиры, глянула на дверной замок, хмыкнула:
— Ну, всё, Игорёк, считай, допрыгался!
Дубовицкий сплюнул на пол прямо у меня под ноги в прихожей:
— Ладно, увидимся ещё!
Он вышел. Хлопнуть дверью не получилось. Сломана она была. Тётя Маша прошла на кухню, уселась за стол, скомандовала:
— Антон! Поставь чайник. Будем наряд ждать. А вы, — она обратилась к соседям, мявшимся на лестничной площадке, — тоже ждите! Милиция приедет, объяснения отбирать будет! Ждите, чтоб заново вас не будить.
Время было уже заполночь.
На удивление наряд — капитан и два сержанта — приехали достаточно быстро, не прошло и получаса. Первым в квартиру и, сразу на кухню, прошел, конечно, капитан. Сержанты остались стоять в прихожей. Я вынес
— Садитесь, пожалуйста!
— Садятся в тюрьму, — мрачно пошутил один. — Правильно говорить, присаживайтесь.
— Тогда стойте, раз не нравится! — отозвалась с кухни тётя Маша. — Антон, дай еще кружку. Налей чаю капитану!
— Капитан милиции Шишкин, уголовный розыск, — капитан протянул тёте Маше удостоверение. — Старший дежурной опергруппы УВД.
Тётя Маша внимательно посмотрела документ, кивнула, сообщила:
— Киселева Мария Гавриловна, пенсионер.
— Я в курсе, товарищ полковник! — отозвался капитан.
— Хм… Помнят! — довольно ответила тётя Маша. — Тут такое дело, капитан… Кстати, можно тебя по имени-отчеству называть? Нет возражений?
— Какие возражения, Мария Гавриловна? — усмехнулся капитан. — Только лучше просто по имени. Молод я еще, что б Вы меня по имени-отчеству звали.
— Ну, по имени, так по имени, — согласилась тётя Маша. — Так вот, Вениамин, наш участковый майор Игорь Михайлович Дубовицкий совсем зарвался. Среди ночи вместе с местными жителями, представителями так называемой негативной среды, ворвался в дом к несовершеннолетнему Антону Ковалеву, сломал ему дверь…
— Ковалеву Антону? — капитан повернулся ко мне. — Ты Ковалев Антон? Ты недавно выписался из травмотологии БСМП?
Я кивнул.
— Ладно, — капитан повернулся к тёте Маше. — Рассказывайте, Мария Гавриловна!
И тётя Маша стала рассказывать. В основном, разумеется, про Дубовицкого. Капитан разложил папку, вытащил бланки протоколов, ручку. Постепенно по мере длительности повествования его лицо становилось всё мрачнее и мрачнее.
Я принёс из комнаты стул, протиснулся на кухню, сел возле газовой плиты. Когда бабушка закончила своё повествование, Шишкин поинтересовался:
— Заявление будете писать?
— А как же! — вскинулась она. — Буду! В отношении хулиганских действий сотрудника милиции в ночное время. И он тоже!
Она махнула в мою сторону рукой:
— В отношении незаконного проникновения в жилище несовершеннолетнего в ночное время, нанесения легких телесных повреждений и порчу имущества. Кто ему дверь чинить будет, а?
Капитан устало качнул головой:
— Пишите!
Он протянул тёте Маше лист бумаги, ручку.
— А вы, — он повернулся к подчиненным. — Отберите объяснения у соседей!
Сержанты встали.
— Есть! — буркнул один.
— И не вздумайте там им надиктовать, мол, ничего не видели, ничего не слышали! — вскинулась тётя Маша. — Я проверю…
Милиционеры ушли. Шишкин обратился ко мне:
— А почему участковый к тебе привязался? В чём причина? Чем ты ему так насолил?
Тётя Маша даже мне ответить не дала.
— Его цыган пьяный на машине сбил! Дубовицкий взятку от его соплеменников получил, чтоб дело прикрыть. Вот он и начал обхаживать. Сначала мать, пока Антошка в больнице лежал. Потом уже их двоих, стоило ему из больницы выйти. Отказную просил написать. А когда его мать цыганва избила, да так, что она в больницу попала, участковый даже искать никого не стал. Хотя всем известно, кто это сделал и где они отсиживаются!