Наследник для нелюбимого альфы
Шрифт:
Лиза ушла, оставив меня наедине с конвертом. Я пару минут пялился на него, но потом всё-таки решился открыть.
Лист бумаги был исписан крупными округлыми буквами.
“Марк,
Прежде всего, прежде, чем я многое напишу, я хочу, чтобы ты знал: я очень тебя люблю. И именно это является причиной того, что я сделала. Я не знаю, какой будет исход у операции, но если я всё-таки умру, то ты так и не узнаешь, почему я приняла такое решение.
Я хочу быть с тобой и нашим сыном. Хочу стать матерью и остаться женой. И на такой риск я пошла ради нас. Ради нашей семьи. У нас ведь семья, правда? Так вот, я ухватилась
Думаю, ты меня всё-таки понимаешь. И я буду молиться о том, чтобы чудо свершилось. Чудеса они на то и чудеса, чтобы случаться раз в жизни, правда?
С любовью,
Мира”
Я перечитал письмо ещё раз. Не из-за того что что-то не понял, просто приятно было прочитывать строки, написанные ею. и я понимал её решение. Может быть, был бы против, если бы мне сказали заранее, но сейчас понимал.
Надежда и правда того стоит.
И, да, Мира, мы – семья.
Теперь точно семья. Муж, жена, ребёнок.
***
Егора из бокса “вытащили” через две недели. Николай говорил что-то о том, что он стал больше, но мне так не показалось. Он всё ещё был ужасно мелким и, беря его на руки, я испытывал такой страх, что ноги едва не подкосились.
Ещё две недели ребёнок всё-таки пробыл в клинике, а потом нас почти силком “отпустили” домой.
За это время состояние Миры немного улучшилось. Николай говорил, что её организм восстанавливается, просто очень медленно. И я ему верил, потому что его версия всё-таки была позитивной: непонятно, когда точно, но моя жена очнётся.
А у меня была ещё одна серьёзная проблема. Я не знал, что делать с ребёнком, Лиза что-то знала, но тоже не очень. Ира, которая была, конечно же, в курсе состояния Миры, помогла хотя бы с памперсами, то есть, научила нас их надевать на мелкого, но у неё была своя семья, от которой мы не могли её отрывать постоянно.
И тут, словно ангел с неба, явилась Оля. Моя бывшая жена ловко обустроила весь детский “быт”, научила всему Лизу, которая всё-таки была более восприимчива к подобной информации, а потом… Потом я пожалел, что к информации такой не восприимчив, потому что она буквально выдрессировала меня на предмет разведения смеси, надевания памперса и укачивания.
В общем, в конце концов, через неделю я решил, что являюсь хорошим отцом. к тому же, Егор был пусть и совсем микроскопическим, но оборотнем, отца чуял и на руках у меня и в моём присутствии спал хорошо.
У Миры я бывал каждый день. Мне казалось, что с каждым моим приходом она выглядит всё менее и менее болезненной, но всё-таки списывал на то, что выдаю желаемое за действительно. Николай же говорил, что особых изменений в её состояние нет. Нужно просто ждать.
Я не позволял себе думать о плохом исходе. За эти полтора месяца я начитался столько всякий статей о том, что мысли материальны, что теперь думал только о том, что вот-вот Мира очнётся.
Но она всё так же была в коме, и я всё сильнее разрывался от страха её потерять. Ещё и статистика интернетная, чтоб её.
Но с каждым днём Егор всё больше и больше походил на вполне себе доношенного ребёнка. Полтора месяца сделали его четырёхкилограммовым богатырём, тем временем как по положенным срокам родиться
Через пару недель я решил, что поездка на машине в специальном кресле ребёнку не навредит, и Егор впервые поехал в клинику вместе со мной. Он спал всё дорогу, а в здании зашевелился, предупреждая, что скоро будет бодрствовать.
Вот только я не ожидал, что сын отреагирует на Миру так активно. Я понимал, что раз он меня чувствует, то и маму свою тоже почувствует, вот только стоило мне открыть дверь палаты и занести ребёнка туда, как он активно забарабанил руками и захныкал.
– Ну, ты чего? – пытался успокоить его я, вытаскивая из автолюльки. – Мама скоро проснётся и с ней будешь играть, да? Мама тебя очень любит, ты даже не представляешь.
Сначала мне показалось, что мои слова подействовали на сына успокаивающе, но потом я понял, что Егорка смог как-то повернуть голову и теперь смотрел на Миру.
А она смотрела на него.
Эпилог.
Первым, что я увидела, очнувшись, были глаза моего сына. Первой мыслью моей было: он прекрасен. Мой ребёнок – просто чудо. И я его вижу. Я смогу к нему прикоснуться.
Последнее оказалось, кстати, не так уж и легко воплотить в жизнь. Даже руки меня не очень-то слушались и в движение пришли более-менее только через неделю. Правда марк всё-таки подносил Егорку ко мне и тот хватал меня за нос. Самое чудесное ощущение в моей жизни.
Через месяц с небольшим меня выписали. Николай записывал до выписки едва ли ни каждый мой вздох, восхищаясь результатами эксперимента. Ещё бы! Он сделал то, что раньше не получалось ни у кого. И собирался, кстати, распространить информацию, чтобы альфы аккуратнее выбирали мам для своих детей. Ну, и чтобы могли спасти тех, кто всё-таки забеременел нечаянно, как я.
Когда я вернулась домой, Егор никак не желал слезать с моих рук. Стоило мне только сделать попытку положить его в кроватку, как он начинал капризничать. В итоге первые две недели я спала тогда, когда сын не спал и “терпел” отца. И всё-таки я чувствовала не такой здоровой и молодой, как хотелось бы, восстановление занимало отнюдь не месяц. Но ради сына я готова был хоть вообще не спать: мне и самой не хотелось спускать его с рук. Подумать только, я пропустила два месяца его жизни!
В это трудно было поверить, но буквально через год мы уже забыли о том, что нам пришлось пережить. Наша жизнь стала обычной. Мы стали семьёй, почти что среднестатистической, если не считать того, что мои муж и сын были оборотнями, альфами. Мы ездили на выходные на природу, когда погода позволяла, или в город, или к Ире, где Кирюха вживался в роль дяди. Я планировала поступление в университет со следующего учебного года.
Егор в год был похож на обычного годовалого ребёнка за счёт того, что родился недоношенным, очень недоношенным. Но в два уже откровенно было заметно, что он и физически, и ментально опережает в развитии своих человеческих сверстников. Ира это не комментировала, лишь только округляла глаза, но ничего не говорила. Я сама завела этот разговор и рассказала о генетике. Вроде как, в семье Марка все такие.
Мне как бы поверили.
К пяти годам Егор уже откровенно был похож на школьника, по теперь его развитие станет помедленнее, я в этом убедилась, наблюдая ещё за Тёмой, фотки которого Оля скидывала часто.