Наследник для Шаха
Шрифт:
— Мы уже приземлились, госпожа Журавлева, — окликает меня стюардесса и я с трудом понимаю, где я и с кем, к горлу подкатывает тошнота и на мгновение все кружится.
— Вам помочь?
— Нет, все в порядке.
Собираюсь и спускаюсь по трапу. Но на какой-то ступеньке до меня, наконец, доходит, что я дома. Здесь даже воздух иной и я быстрее иду вниз по лестницам, приближаюсь к припаркованной машине. Уже не удивляюсь тому, что авто стоит аккурат на взлетной полосе.
Крепкий высокий мужчина открывает дверь. Без лишних слов. Без эмоций. Проскальзываю
— Куда едем госпожа, Журавлева, в апартаменты или в загородный дом?
Мотаю головой.
Не задумываясь, называю адрес Таньки. Мужчина за рулем иномарки напрягается и бросает на меня осторожный взгляд в зеркало заднего вида.
Спустя долгую паузу жмет на газ, и мы выезжаем. Дорога в ночи и огни столицы завораживают. Я смотрю в окно и понимаю, что тосковала. Дико. Безумно.
Старый двор, обшарпанный дом, я даже не дожидаюсь, чтобы автомобиль толком притормозил, вылетаю на улицу и лечу к подъезду подруги, набираю код и спустя мгновение лечу к Тане, барабаню в дверь и стоит ей открыть, как я с силой обнимаю одного из самых близких мне людей…
— Полина… — выдыхает в шоке и обнимает меня, затем отстраняет и заглядывает мне в глаза, смотрит внимательно-внимательно.
Ничего не ускользает от проницательной девушки.
— Пойдем-ка поговорим, я чай заварю успокоительный, — вроде и говорит с задором, но в глазах вижу напряженность.
Поняла меня Танька без слов. Почувствовала.
Прохожу в маленькую квартирку, снимаю обувь и влезаю в розовые, немного драные тапки с котами, захожу в ванную, мою руки, умываю лицо. Все на автомате, по привычке. Здесь все просто, легко.
Стоит войти на старую кухоньку, как замечаю колдующую над плитой подругу. Джинсовые шорты облепили длинные ноги, а майка-алкоголичка едва прикрывает попу.
— Давай, Поль, садись, бутеры готовы, супчик разогреваю, у меня салатик вкусный, полезный, сейчас чай с корицей и имбирем наколдую.
И спустя минуты на столе появляется хлеб, сыр, немного сладостей, ароматный чай и обещанный салат.
Все знакомое. И запахи, к которым привыкла.
Таня подталкивает ко мне тарелку, смотрит внимательно и молчит, а я беру вилку, но уже в следующую секунду она падает у меня из рук, а я начинаю плакать. Подруга обнимает меня за плечи, кладу голову на мягкое плечо и рыдаю.
— Что, Поль? Он бил тебя? Обижал?
Спрашивает быстро-быстро.
— Нет… — выдыхаю едва слышно.
— Ты его боишься? Если не бил, то что тогда, почему так убиваешься?!
Кусаю губы…
— Что тогда? — отвечаю едва слышно, прикрываю глаза и меня начинает качать из стороны в сторону. — Я такая дура, Танька, такая дура… Танька… полюбила я его… полюбила…
Мотаю головой. Ощущаю себя словно загнанный в угол зверек, который мечется в разные стороны, но не находит выхода из западни.
Одна мысль о Шахе, одно крохотное воспоминание и меня начинает колотить. Обнимаю Таньку крепче в поисках какого-то спасения, подруга гладит тонкими руками меня по спине и сквозь свои
— Тише, Поль, тише, расскажи мне все, выговорись, тебе полегчает…
И я действительно начинаю говорить, рассказываю все, без утайки, все, что раньше не договаривала.
В какой-то момент отпускаю Таню, которая вкладывает в мои руки чашку чая с травами, делаю мелкие глотки и выкладываю все, что накипело, даже о Амине рассказываю…
О том, что все это время по факту была в любовницах влиятельного женатого мужчины.
Именно наличие у Аслана жены меня так выбило…
— Это больно, Танька, так больно… Любить без остатка, верить и надеяться, что все будет как в мечтах… а потом… рухнуть, узнав правду, которую тебе никто не собирался открывать…
Всхлип и слезы, которые размазываю по щекам. Болезненная дрожь проходит по всему телу только от воспоминаний о нем, о нас…
Поднимаю глаза от полупустой чашки и вижу перед собой Таню. Задумчивая. Брови нахмурены и взгляд сочувствующий, сопереживающий.
— Поль… — тихим шелестом и рука, которая накрывает мои так и не согревшиеся пальцы… — Полечка…
И во взгляде столько всего, что и не передать словами, просто Танька… с ней всегда можно выговориться и она тот единственный человек, который меня поймет, поддержит.
— Прекрати изводить себя, слышишь, прекрати! — произносит четко, с расстановкой.
Поднимается со стула, подрывается, словно взять что-то хочет, а потом опять садится, проводит длинными пальцами по лбу и заправляет прядку за ухо.
— Вот тебе и принц заморский, — выдыхает, слегка улыбаясь, горько как-то, — а знаешь, Поль, твоя история… не знаю… я же завидовала тебе…
Поднимаю заплаканные глаза и удивленно смотрю на подругу.
— Да-да, Журавлева, не смотри так, завидовала, ну, не зло, а знаешь, как вот смотришь ты на платье красивое-красивое и хочешь себе такое же, прекрасно понимая, что рылом не вышла и кошелек пуст, но ведь мечтать не вредно, правда?
Улыбается тепло и грустно, а я киваю.
— Вот и мне мечталось, что пока с работы на работу бегаю, пока выбиваюсь из сил, контактируя с миром богатеев, вдруг один из них меня увидит, влюбится и увезет далеко-далеко прямо в мечту.
Прыскает и закатывает глаза, делает паузу, а в глазах отображается ирония.
— Мы в общей массе для этих мужиков прислуга, невидимки… разве что твоя история… Таких чудес не бывает. Это звезды сойтись должны. Как у тебя, чтобы случилось. Ошибка. Сказка… а по факту…
Отмахивается рукой, а я ее понимаю.
— Сказка, — повторяю горько.
Танька кивает, а затем вдруг говорит жестко:
— Прекрати убиваться, Поль. Правильно ты все сделала. И то, что ушла — молодец. Сил хватило. Не посмотрела ни на что. Он тебя обманул. Если и не обманул, то не сказал всей правды. Держал при себе непонятно в какой роли, а ты не дешевка, которую такие, как он, пользуют, вот и вышел у него облом. Если бы твой Шах хоть как-то разъяснил тебе все, не убежала бы ты и не попала в жернова его жизни.