Наследник фараона
Шрифт:
— Вы сказали? — спросил фараон.
— Мы сказали, — ответили они в один голос.
Тогда заговорил фараон:
— Я должен бодрствовать и молиться прежде, чем приму решение. Завтра соберите всех людей, всех, кто любит меня, малых и великих, слуг и господ. Призовите также каменотесов и каменщиков из их квартала. Через них я обращусь ко всему моему народу и открою ему мою волю.
Они сделали так, как он повелел, и созвали на следующий день народное собрание — Эйе в надежде, что ему удастся примирить фараона с Амоном, а Хоремхеб в надежде, что фараон объявит войну Азиру и хеттам. Всю эту ночь фараон
— По моему малодушию голод пришел на землю Египта; по моему малодушию враг угрожает нашим границам. Хетты готовы сейчас вторгнуться в Египет через Сирию, и скоро их ноги будут топтать наши Черные Земли. Все это произошло по моему малодушию, ибо я не услышал голос моего бога и не выполнил его волю. Сейчас мой бог открылся мне. Атон явился мне, и его правда горит в моем сердце. Поэтому я более не малодушен и не испытываю сомнений. Я низверг ложного бога, но по своей нерешительности позволит другим богам разделить власть с Атоном, и тени их омрачили Египет. Ныне все старые боги должны пасть, чтобы свет Атона возобладал над всем и стал единственным светом для всей земли Кем. В этот день все старые боги должны исчезнуть, и начнется царство Атона на земле!
Когда люди услышали эти слова, их охватил ужас, и многие пали ниц пред фараоном.
Но Эхнатон возвысил голос и твердо продолжал:
— Тот, кто меня любит, пойдет сейчас и низвергнет старых богов на земле Кем. Разбейте их алтари, сокрушите их изваяния, выплесните их святую воду, разрушьте их храмы, сотрите их имена на всех письменах, войдите даже в гробницы, чтобы сделать это. Тогда Египет может быть спасен. Командиры, сожмите в руках дубинки; скульпторы, смените резцы на топоры; кузнецы, возьмите молоты и идите во все провинции, в каждый город, в каждое селение, чтобы свергнуть старых богов и стереть их имена. Так я освобожу Египет от власти зла.
Многие убежали от него, пораженные ужасом, но фараон глубоко вздохнул, и лицо его запылало от возбуждения, когда он прокричал:
— Пусть же царство Атона придет на землю! Отныне и навсегда пусть не будет ни рабов, ни господ, ни слуг, ни хозяев; и да станут все равны пред лицом Атона! Никого нельзя будет заставить возделывать землю для другого или крутить для другого мельничные жернова, но каждый сможет выбрать для себя работу по вкусу и приходить и уходить по своему желанию. Фараон сказал.
Толпа не шевелилась более. Все стояли молча и неподвижно, пристально глядя на фараона; он рос в их глазах, а его горящее возбуждением лицо так поразило их, что у них вырвались пылкие возгласы и они стали говорить друг другу:
— Такого никто никогда не видал, но все же бог и вправду говорит его устами, и мы должны подчиниться.
Люди расходились, пререкаясь друг с другом. Кое-где вспыхивали уличные ссоры, и приверженцы фараона переубеждали стариков, которые были против него.
Но когда люди разошлись, Эйе сказал фараону:
— Эхнатон, сбрось свои короны и сломай свой жезл, ибо произнесенные тобой слова уже опрокинули твой трон.
Фараон Эхнатон ответил:
— Мои слова принесли бессмертие моему имени, и я буду царствовать в сердцах людей во веки веков.
Тогда Эйе потер руки, плюнул на землю перед фараоном, растер слюну в пыли ногой и сказал:
— Если это тот путь, который ты избрал, я умываю руки и буду действовать так, как считаю правильным. Я не отвечаю за свои действия перед безумцем.
Он хотел уйти, но Хоремхеб схватил его за руку и за шею; ему было легко удержать его, хотя Эйе был сильным человеком.
Хоремхеб произнес:
— Он — твой фараон! Ты выполнишь его приказ, Эйе, и не изменишь ему. Если же ты предашь его, я отправлю тебя в преисподнюю, хотя бы для этого мне пришлось собрать целый полк. Его безумие действительно глубоко и опасно; но я люблю его и буду твердо стоять на его стороне, потому что дал ему клятву. В его безумии есть искра разума. Если бы он ограничился лишь свержением старых богов, вспыхнула бы гражданская война. Освободив рабов с мельниц и полей, он испортил игру жрецов и привлек людей на свою сторону, даже если в результате получится еще большая неразбериха, чем раньше. Мне все это безразлично, но, фараон Эхнатон, что же мы будем делать с хеттами?
Эхнатон сидел, положив свои безвольные руки на колени, и молчал. Хоремхеб продолжал:
— Дай мне золота и зерна, оружие и колесницы, лошадей и неограниченное право нанимать воинов и собирать войска в Нижних Землях, и я сумею отразить нападение хеттов.
Тогда фараон поднял на него налитые кровью глаза, и просветленность исчезла с его лица, когда он сказал:
— Я запрещаю тебе объявлять войну, Хоремхеб. Если люди желают защищать Черные Земли, я не могу предотвратить этого. У меня нет ни зерна, ни золота, не говоря уже об оружии, чтобы дать тебе, но если бы и было, ты бы ничего не получил, ибо я не стану отвечать злом на зло. Ты можешь отдать распоряжения о защите Таниса, но не проливай крови и защищайся лишь в том случае, если на тебя нападут.
— Будь по-твоему, — сказал Хоремхеб. — Пусть торжествует безумие! Я умру в Танисе по твоему приказу, ведь без зерна и золота даже самая храбрая армия долго не продержится. Но никаких колебаний или полумер! Я буду защищаться, как велит мне мой здравый смысл. Прощай!
Он ушел, и Эйе тоже покинул фараона, и я остался с ним наедине. Он взглянул на меня с несказанной грустью и проговорил:
— Сила ушла из меня вместе с моими словами, Синухе, но даже при моей слабости я счастлив. Что ты собираешься делать?
Я посмотрел на него смущенно, а он, слегка улыбнувшись, спросил:
— Ты любишь меня, Синухе?
Когда я признался, что люблю его, хотя он и безумен, он сказал:
— Если ты любишь меня, то знаешь, что должен сделать.
Мой разум восстал против его желания, хотя внутренне я хорошо понимал, чего он от меня требует. Наконец я заметил с раздражением:
— Я полагал, что нужен тебе как врач, если же нет, тогда я пойду. Правда, я могу принести мало пользы, уничтожая изображения богов, и мои руки слишком слабы, чтобы размахивать кузнечным молотом, но твое желание будет исполнено. Люди заживо сдерут с меня кожу, раскроят мне череп камнями и повесят меня вниз головой на стене, но ведь тебе все равно? Тогда я отправлюсь в Фивы, где много храмов и люди знают меня.