Наследник фаворитки
Шрифт:
Десятник Смирнов — бывалый, уверенный в себе, много повидавший на своем веку человек, решительный, твердый, но справедливый — пользовался в леспромхозе непререкаемым авторитетом. У него на участке не хватало рабочих рук, и он очень обрадовался, когда сообщили, что выделяют пополнение… Через день или два стало ясно — пополнение это гораздо лишь есть, спать, играть в карты, но не работать.
Но как ни был тверд характером Смирнов, у него почему-то не поднялась рука выгнать Леона. Он возмущался, презирал, осуждал, но где-то в глубине души, как истинно добрый человек, жалел его,
Сам Смирнов трудился азартно, напористо. Он не представлял, как можно не любить труд, жить без увлекающих и поднимающих над обыденностью бытия горячих забот и страстного интереса к своему делу. Этот особый душевный накал он вносил во всякое дело и заражал им других. Ему казалось странным и в высшей степени нелепым проявление равнодушия, апатии, лености. «Как так можно?» — искренне удивлялся он. Но еще в большее изумление его повергали бездельники. Поистине, рассуждал он, они не столько враги общественной морали, сколько по-своему больные, обкрадывающие сами себя люди.
Он сразу понял, что представляет собой Алик, и тот быстро сообразил, что лучше не валять дурака, — делать нечего, придется проглотить обиду.
Рабочие заканчивали обед, потеряв всякий интерес к Алику и Леону. Когда все ушли, повариха из жалости покормила их.
«Все ж таки люди, — думала сердобольная женщина. — Что же им теперь, с голоду помирать?»
После сытной еды настроение у пришедших поднялось. Выяснилось, что Барсуков, поцарапав руку, ушел в медпункт.
Алик пожелал взглянуть, как валят лес. Леон нехотя потащился за ним. Все-таки обещанный рубль был действенным стимулом.
— По инструкции нельзя подходить к вальщикам ближе чем на шестьдесят метров, — боязливо объяснил он. — Можно издалека посмотреть — все и так видно. Зачем рисковать? Мало ли…
— Пошли-пошли, — пригласил десятник. — Я разрешаю. Чего увидишь-то издалека? Пусть гражданин турист своими глазами посмотрит, как люди красиво трудятся.
Направились к делянке. Здесь росли ровные, рослые, одна в одну, строевые сосны и могучие лиственницы. Щуплый низкорослый рабочий приладил бензопилу и, ни слова не говоря, подошел к высокой сосне, приноровился, включил мотор, пила зажужжала, мягко и быстро ушла в дерево. Мелкой струйкой посыпались опилки.
Рабочий не допилил до конца, глянул наверх, посмотрел по сторонам, вытащил пилу, подошел к другой сосне. Повторил все сначала. Леон и Алик беспокойно наблюдали за ним, стоя рядом с огромной, более чем в два обхвата лиственницей, за которой в любой момент можно было спрятаться.
— В случае чего, вон туда бежите, — махнул рабочий рукой в сторону от лиственницы и приставил бензопилу к ее основанию. — Да трошки отойдите, а то, чего доброго, комлем пойдет…
Алик встревоженно глянул на Леона. Тот пожал плечами:
— Батарейная валка. Надо уложить деревья в сторону просеки, чтобы можно было трелевать. Сами они не пойдут в нужную сторону. Вот он и хочет сбить
— А как понять: «комлем пойдет»? — заволновался Алик.
— Ну, скользом, значит. То есть нижний конец может соскочить в нашу сторону. Так бывает, — объяснил рабочий.
Лицо Алика слегка вытянулось. Это мероприятие пахло уже не развлечением, а реальной опасностью. Он пожалел, что пришел сюда. А если этот работяга нарочно пустит на них дерево комлем, или скользом, или батарейной валкой: от него всего можно ожидать. Рабочий продолжал подпиливать дерево с разных сторон. Алик и Леон напряженно следили за каждым его движением, перебегая взглядами от бензопилы к вершине дерева и в ту сторону, куда, в случае чего, им велено было бежать.
— Может, хватит, пойдем? — нерешительно предложил Леон.
Алик промолчал, привороженно наблюдая за рабочим и болезненно ощущая, как сердце его замирает в тихой истоме страха.
Др-р-р, др-р-р — легонько, нежненько пела пила. Ствол лиственницы дрогнул, и вершина качнулась.
— Пошла! — нервно крикнул Леон, сцепляя и расцепляя руки. Алик перестал дышать.
Но лиственница никуда не пошла.
— Э-э, собака! — ругнулся рабочий. — Пилу заклинило. — Он подергал за ручки пилы, обошел вокруг дерева. — Еще трошки осталось, — озабоченно сказал он. — Самую малость. Придется подтолкнуть.
Рабочий принес лесину, уперся ее концом в ствол дерева и стал изо всех сил толкать его. Лиственница чуть-чуть вздрагивала и не поддавалась. Уж слишком она была величественной, метров сорок высотой и в добрых два обхвата. Человек, толкающий ее, казался смешным и маленьким.
— Ну-ка, вы, подсобите, — позвал рабочий.
Алик и Леон нерешительно подошли. Рабочий отдал им свою лесину, а сам принес другую. Они уперлись и стали толкать дерево. Лиственница зашаталась.
— Чуть сильнее — и пойдет, — уверенно сказал рабочий. — Разом по моей команде толкайте, а то сюда завалится. Ну, взяли!..
Все трое, напрягаясь, стали раскачивать дерево.
— Пошел! — радостно крикнул рабочий. Алик и Леон дернулись в рывке. Дерево качнулось раз, второй, третий — и пошло, пошло… Все задрали кверху головы. Лиственница, казалось, заваливалась прямо на них.
— Давай еще! — закричал рабочий, но Алик и Леон, подпрыгнув, как гончие, уже стремительно мчались прочь. И никакая сила не могла бы остановить их в эту минуту. Когда за спинами бегущих раздался громоподобный раскатисто-гулкий удар, Алику показалось, что ему прямо в спину ухнули из тяжелого орудия. Он оглянулся и тут же, споткнувшись о поваленное дерево, со всего маху шмякнулся оземь.
— Эй, вы, герои, — посмеиваясь, позвал их рабочий, — вертайтесь!
Алик и Леон конфузливо подошли.
— Как бежали, а? Так и убиться недолго, — покачал головой рабочий. — Много в вас заячьей крови. А ведь из-за вас меня могло прихлопнуть.
— Так показалось, что валится прямо на нас, — оживленно сказал Леон, радуясь, что остался жив.
— Если бы на нас валилось, разве туда надо было бежать? Совсем рассудок потеряли от испугу. Ну, теперь геть отсель! — рабочий снизу вверх небрежно махнул рукой, точно мух отгонял.