Наследник Клеопатры

Брэдшоу Джиллиан

– Ты в этом уверена? – спросил отец, нахмурившись и беря ее за руку.

– Да.

Теперь она тоже не на шутку встревожилась.

– Арион сказал, что все объяснит тебе. Честно говоря, он боялся, что ты не станешь ему помогать, если узнаешь всю правду. Я же твердила ему, что ничего подобного не произойдет, ты обязательно согласишься и будешь рад, если он останется с нами.

Ани грустно покачал головой.

– Мне очень хотелось бы помочь ему, милая моя пташка. Я еще надеюсь попытаться что-нибудь сделать. Может, нам удастся выручить Ариона. Ты сказала, что с ним был друг. Ты знаешь, как его зовут?

– Родон, – не задумываясь, ответила Мелантэ. – Он философ. Сначала он мне не

понравился, потому что он... он не хотел, чтобы они уводили меня с корабля, боялся, что это привлечет внимание стражников. Родон говорил, чтобы Арион взял меня с собой на Кипр. Но сегодня утром он был очень приветлив и вежлив и сказал, что ты, должно быть, замечательный человек, раз произвел такое впечатление на Ариона. Он даже признался, что хотел бы встретиться с тобой.

Ани был удивлен, польщен и в то же время расстроен.

– Родон... – задумчиво повторил он. – Кажется, мальчик как-то упоминал его имя.

– Арион сказал, что он был его учителем. Отец нахмурился.

В это время со стороны причала донеслись тревожные крики. Они переглянулись, испугавшись от неожиданности, одновременно вскочили и направились к двери.

Вдоль причала быстрым маршем шел отряд римлян. Дорогу им показывал чиновник, служивший в гавани. Судя по его нервным жестам, он был крайне встревожен. Римлян было около тридцати, все в красных туниках с золотой каймой, с начищенным до блеска оружием и в сверкающих шлемах, украшенных высокими гребнями из красного конского волоса.

Мелантэ в изумлении открыла рот. Она не говорила Арею, кто она! Этого не может быть, потому что... Но она же сказала слуге Арея, что ее отец – торговец из Коптоса, что его лодка стоит на причале в гавани на озере Мареотис. Торговля на Красном море по-прежнему шла не очень бойко, и, наверное, они здесь одни из Коптоса. Кроме того, вряд ли кто из купцов привез с собой дочь, а после событий прошедшего дня начальство гавани осведомлено о том, что у Ани, сына Петесуха, есть дочь.

– Папа, – пролепетала она, дрожа от страха.

– О Изида! – простонал отец. – Птичка моя, боюсь, что нам с самого начала все это было не по зубам.

Аполлоний, почувствовав внезапную напряженность, поднял голову и тоже увидел римлян. Он сердито обернулся к Ани и воскликнул:

– Это ты во всем виноват!

ГЛАВА 13

Цезарион проснулся с чувством глубокой благодарности и радости. Казалось, с ним произошло нечто чудесное, но он никак не мог вспомнить, что именно. Он лежал, прислушиваясь к своему ровному дыханию, и, расслабившись, разглядывал картину на стене. Это был «Одиссей в подземном царстве» Аполлодора [47] , и, значит, он находится в зале для личных аудиенций в Большом дворце. Юноша не помнил, чтобы приходил сюда, но это его не беспокоило: он знал, что у него был приступ. Он чувствовал слабость и усталость, все тело болело – обычные ощущения после сильных приступов. Однако привычного чувства вины и стыда не было. Сквозь легкую дрему Цезарион подумал о том, что через мгновение к нему войдет кто-нибудь с прохладительным напитком и он попросит, чтобы ему приготовили ванну.

47

Афинский мастер фундаментальной живописи второй половины V в. до н. э.

– 0н проснулся, – послышался чей-то голос. О боги! Здесь что-то не так. Голос... говорил на латыни. Цезарион с трудом приподнялся и обнаружил, что лежит на полу со связанными руками. Он посмотрел на кисти, все еще не веря своим глазам: они были крепко стянуты куском темной кожи, должно быть частью конской упряжи. Юноша взглянул вверх и увидел, что над ним стоит мужчина лет тридцати с лишним и задумчиво рассматривает его.

Бледное лицо мужчины, с широким лбом и маленьким круглым подбородком, вряд ли можно было назвать привлекательным. Тяжелые локоны каштановых волос падали на лоб и закрывали уши. Без плаща, в одной белой тунике, на которой красовалась пурпурная полоса, свидетельствовавшая о его принадлежности к сенаторскому роду, он казался Цезариону знакомым, но юноша не помнил, чтобы они где-то встречались. На правой руке мужчины было массивное золотое кольцо с печатью.

– Ты во дворце, – сказал ему мужчина по-гречески. – У тебя случился приступ прямо на улице Серапиона, неподалеку от Канопской дороги, и, к несчастью для тебя, мой друг Арей нашел тебя и привез сюда. – Он отступил немного назад и сел на скамью, не отрывая от Цезариона глаз.

Юноша снова взглянул на свои связанные руки, а затем перевел взгляд на человека. Теперь он вспомнил, где видел это лицо: статуи и монеты.

– Октавиан, – хрипло произнес он, ив горле у него пересохло.

Император вздохнул:

– Меня, как и моего отца, зовут Гай Юлий Цезарь.

– Приемного отца, – уточнил Цезарион. – Ты был Гаем Октавием до самого совершеннолетия.

– А ты, – ответил Октавиан, – был Птолемеем Цезарем с момента своего рождения, и тебе присвоили титул царя, когда тебе было всего лишь три года от роду. Но я император, а ты – нет. – Чуть помедлив, он спросил: – Как могло случиться, что ты остался жив?

Сердце Цезариона начало медленно биться, отдаваясь глухими ударами в груди. Он подумал, удалось ли им найти его нож, но не стал проверять это на глазах у Октавиана. Окинув взглядом комнату, юноша увидел еще одного человека – темноволосого и крепко сложенного. Несмотря на его простую одежду, Цезарион сразу понял, что незнакомец явно не слуга. Он стоял, прислонившись к дверной раме, и тоже пристально смотрел на него. Третий – Арей Дидим, амбициозный философ, бывший придворный и предатель, – молча сидел на стуле у противоположной стены. Больше в помещении никого не было.

В зале для личных аудиенций было две двери, одна из которых вела в Красный зал, а вторая – в длинный потайной коридор, выходивший к конюшням у ворот, так что людей можно было вводить и уводить таким образом, чтобы их не видели другие посетители или дворцовые слуги. Видимо, его доставили сюда именно таким образом. На воротах, конечно, стоит стража; в Красном коридоре, по ту сторону большей из двух дверей, тоже наверняка дежурят охранники. Но в зале, скорее всего, охраны нет, потому что император вряд ли хочет, чтобы кто-то увидел Цезариона и узнал, что павший царь жив. Однако ему едва ли удастся выбраться отсюда. Он связан и очень слаб после приступа, а возле двери меньшего размера, которая ведет в потайной коридор, стоит не похожий на слугу крепкий темноволосый человек. Но он и не думает бежать, потому что давно готов к тому, чтобы достойно встретить смерть.

Цезарион снова посмотрел на свои связанные руки, затем согнул их в локтях и попытался нащупать мешочек с лекарством. На привычном месте его не оказалось.

– Мы забрали у тебя твое лекарство, – сообщил император. – А также нож, зашитый в твоем хитоне. – Он показал ногой в сторону, и Цезарион увидел мешочек и нож, лежавшие на полу под скамьей всего лишь в полуметре, но совершенно недосягаемые для него. – Отвечай на вопрос, сын Клеопатры.

Впереди его ждала смерть, но сначала его мучители хотели, чтобы он заговорил. Он не должен предать никого из своих друзей. Опустив веки и заставив себя сделать глубокий вдох, Цезарион медленно открыл глаза.