Наследник Магнитной горы
Шрифт:
И пока Хакмар мучительно переваривал это заявление, старуха ободряюще потрепала его по колену:
– Не бойся, чужой, поможет! – Следующая порция шлепнулась на исполосованное плечо.
– Ага, как Сочню, – пробормотал Хакмар, брезгливо косясь на покрывающее его раны «лекарство».
Старуха едва не подавилась остатками паутинной жвачки и уставилась на Хакмара возмущенно:
– Так за ним же сама Умай в черном пришла!
– Хозяйка пещеры? – вздрогнул мальчишка.
– Для живых она в белом, а для мертвых – в черном. За кем она такая приходит, тем не то что жеваная паутина – даже жеваный березовый веник не поможет! А ты
– Да как я его мог знать, если мне всего тринадцать, а Сочень, он, наверное, Дней триста назад жил? – рассердился Хакмар.
– Но я же его знала – чего ты не можешь? – удивилась неумехе чужому шаманка, лентой бересты приматывая мокрую жвачку к Хакмарову плечу.
– А триста Дней – это больше, чем пальцев у Косто на руках? – растопыривая мохнатые пальчики, влезла Косто.
– Больше, – растерянно ответил мальчишка. – Намного.
– У-у, столько чудам не сосчитать, – разочарованно протянула Косто. – Разве что все племя собрать…
– Все одно не сосчитаешь – разбегутся и пальцы с собой унесут, – значительно покачал головой Юкся. – Такой шебутной народ! Чужой, а ты мне… – Он приосанился и торжественно произнес: – Боевой молот починишь? А то прошлый чужой ушел, ты вот тоже уйдешь небось.
– Так вы, чуды, не помираете, что ли? – выпалил ошарашенный Хакмар, принимая из рук Юкси обломок дерева и камень.
– А зачем? – снисходительно усмехнулась Чикыш. – Это вы, чужие, пока живете, все что-то в голове у себя копите.
– Вошек? – опять любопытно влезла Косто, копошась когтями в шерсти на голове.
– Вроде того, – согласилась Чикыш. – Только вошки снаружи, а мысли всякие – они внутри. От мыслей тяжело становится, вот вы, чужие, на души и распадаетесь – и в Нижний мир уходите. А потом снова собираетесь – и в Средний возвращаетесь. В общем, несерьезные вы, – неодобрительно закончила шаманка. – Скачете туда-сюда. А мы, чуды, тут сидим, никуда не шастаем, лишнюю тяжесть в голову не берем – вот и не умираем. Вон, у Косто прабабка еще в Кайгаловы войны такая старая была, что поверх шерсти мхом поросла – а все живая!
– Да уж не старше тебя! – вступилась за прабабку Косто.
– Я хоть и старая, а мхом не зарастаю, чищусь потому что! Шерсть чистить надо, чистить! – склочно фыркнула шаманка. – А твою прабабку уже только выбивать!
– Кайгаловы войны! – зачарованно повторил Хакмар. Это был, пожалуй, единственный кусок в истории Храма, на котором он слушал шамана внимательно, вместо того чтоб с Минькой в «Урал-батыра и дейеу» гонять или тихонько делать под столом «домашку» на расчет шахтной крепи. Собственно, больше всего его привлекало, что тогда Храма и вовсе не было. – А вы их помните, бабушка Чикыш?
– А то! – заканчивая перевязывать ему плечо, кивнула старая шаманка. – Ох и грохоту было, когда голубоволосые девки на Сивир с Верхней земли свалились и черных шаманов в Нижнюю землю вколотили, – явно довольная, что есть слушатель, словоохотливо пояснила Чикыш. – Главный-то тогдашний, Донгар Черный, ух рассвирепел! На голубоволосых просто росомахой дикой кидался, бои у них шли – все три Сивира тряслись, аж у нас в пещерах камни со сводов сыпались. Мне, старой, тогда даже пришлось из горы выйти, пока всех чудов не передавило. – На мгновение ее голос зазвучал невнятно – старуха высунулась за занавеску, но тут же вернулась обратно. В руках ее дымилась миска, от которой шел ощутимый дух съестного – живот Хакмара откликнулся громким
– Что значит – все? – замирающим от восторга голосом выдохнул Хакмар.
– А что значит – ковать? – сварливо осведомилась Чикыш. – Не знаю я! Как сама слышала, так и рассказываю!
– Рассказывайте-рассказывайте! – ерзая на каменном порожке, взмолился Хакмар. То ли от постоянной боли в плече, то ли от усталости, то ли, наоборот, от восхищения перед открывающимися ему новыми знаниями в глазах у него потемнело, а сквозь мрак мерцали странные, размытые картины. Огонь – Алый огонь! – пылающий в горне, и черный, как тень на снегу, молот, ударяющий по распростертой на наковальне полосе неистового голубого сияния. И торжествующе вскинутая рука, сжимающая сыплющий искрами меч – Голубой меч, вызывающий ужас и восторг одновременно!
– Все южные горы кузнец на помощь шаману привел… – в интонациях Чикыш появилась напевность.
– Только чудов не взяли, – забирая у Чикыш миску и тоже основательно прикладываясь к вареву, неожиданно проворчал Юкся. – Хотя то еще до кошки было, чуды не хуже других сражаться могли – у них были страшные убивательные палки! Боевые молоты! – он многозначительно поглядел на позабытые Хакмаром камень и палку. Мальчишка торопливо кивнул и вернулся к работе. Юкся одобрительно вздохнул и продолжил: – Отец мой тогда очень сильно повоевать хотел – первый чуд-воин был бы, то-то бы ему все завидовали! Так не взяли! Кончай, говорят, чудить без баяна, оставайся дома. А что такое баян – не сказали.
– Баян – это… – начал Хакмар и осекся. – Да ладно, у вас и без него отлично получается! – он протянул счастливому Юксе готовый «боевой молот». – Дальше-то что было?
– А дальше худо у Черного пошло, – покачала головой Чикыш. – Девки побеждать начали. Ну, Кайгал и принес своего друга нижним духам в жертву. В обмен на помощь, – равнодушно закончила она.
– Как… в жертву? – помертвевшими губами прошептал Хакмар. – Этого не может быть!
– А так – чик, и все! – Чикыш полоснула себя ребром ладони по горлу. – Только взаправду если – так вранье все это! – так же равнодушно добавила она.
Высокое Небо, какое счастье! – невразумительные слова старой чудки оживили Хакмара. Вранье, конечно, вранье, проклятые голубоволосые ведьмы выдумали…
– Духи-то и оленем бы налопались. А дружка своего Донгар из-за девки на жертву пустил. Из-за первой из голубоволосых.
Тьма перед глазами стала гуще, а сквозь нее вырастал ледяной сад и лицо не девчонки, а совсем взрослой девушки, которое показалось бы Хакмару даже красивым, если бы не волосы цвета ультрамарин, разметавшиеся по плечам. Только глядела она не как обычная жрица – льдисто-холодно, – а как молодые енге в горе глядели на своих егетов. А за спиной у нее вставала яростная черная тень…