Наследник Робинзона
Шрифт:
Поразмыслив немного, госпожа О'Моллой решила, что, в сущности, здесь не может быть никакой особенной опасности, так как место людное и, вероятно, будут и представители полиции, а потому решила, что прогулка эта возможна. Все маленькое общество направилось к месту этой модной прогулки, не исключая и Кхаеджи, не отходившего теперь ни на шаг от детей своего бывшего начальника.
В этот самый день поутру было объявлено команде «Юноны» разрешение съезжать на берег. В шесть часов утра, после молитвы, раздался пронзительный свисток, и вслед за ним слова команды:
— Получившие разрешение —
Все ринулись бегом на палубу, толкаясь и перегоняя друг друга, и чинно выстроились в надлежащем порядке. У всех были веселые, довольные лица, но особенно сияющим и счастливым выглядел Кедик.
Минуту спустя последовал приказ командира:
— Люди первой очереди могут съезжать сейчас же и к полудню явиться на судно. Люди второй очереди отправятся в пять часов пополудни и должны явиться к десяти часам вечера!
Так это, значит, целых пять часов отпуска, а не два, как говорил этот осел Кедик! Все разинули рты; глаза у всех смеялись. Экипаж был в восторге. По его мнению, в целом французском флоте нет другого такого командира, как капитан Мокарю. И всякий, кто думает или говорит иначе, пустой, нестоящий человек…
— Садись в шлюпки! — раздалась команда. Шлюпки стояли в должном порядке, люди стали спускаться и садиться на места.
— Отваливай! — крикнули боцманы.
Мерными взмахами весел шлюпки стали быстро продвигаться вперед, по направлению к набережной.
Кедик состоял во второй очереди и потому должен был съехать на берег только вечером, вследствие чего и случилось так, что он был послан днем на паровой шлюпке на мыс Святого Якова с письмом от командира к лоцману и на обратном пути участвовал вместе С остальными в спасении наших погибавших друзей.
Уже в половине шестого он был на почте, и отправив так неожиданно полученные им пять золотых и большую часть своего содержания вместе с длинным подробным письмом на имя вдовы Кедик, в Рекувранс, через Брест-Финистер, с сильно опустевшим кошельком, но с веселым сердцем и в самом радостном настроении духа стал бродить по набережной, поджидая Керадека, с которым он должен был по уговору вместе поужинать в каком-нибудь cafe. Керадек обещал прийти не раньше семи часов, следовательно, оставался еще почти целый час в его распоряжении, и он положительно не знал, куда ему девать это время. Конечно, рейд Сайгона мог показаться интересным даже и более избалованному туристу, но Кедик на все смотрел с исключительной точки зрения моряка и потому принялся разглядывать оснастку туземной кохинхинской джонки, мысленно сравнивая ее с оснасткой французской яхты. Он уже минут десять стоял на одном месте, погруженный в созерцание, как вдруг почувствовал, что кто-то тихонько тронул его за плечо. Обернувшись, он увидел перед собой довольно странную личность.
Это был, по-видимому, мужчина, насколько можно было судить по физиономии, так как по костюму у туземцев весьма трудно отличить мужчину от женщины. Это был смуглый безбородый человек с жестким выражением рта и глазами, прикрытыми большими китайскими очками с темно-синими стеклами; громадная широкополая шляпа почти совершенно скрывала его лицо, нижнюю часть которого незнакомец прикрывал большим бумажным веером. Удивленный Кедик смотрел вопросительно
Вместо ответа этот последний указал пальцем на черную ленточку на матросской фуражке Кедика, на которой было написано золотыми буквами название судна «Юнона».
— Французское судно? — спросил гортанным голосом незнакомец, причем казалось, что голос этот исходит не от него, а из какого-нибудь подземелья.
— Да, — ответил Кедик.
— Уходить когда?
— Завтра утром.
— Пассажиры есть?
— Нет, — ответил молодой бретонец, — это государственное военное судно, на которое принимают только войска и лиц, находящихся на государственной службе.
Незнакомец, казалось, остался особенно доволен полученными им сведениями.
Он снял руку с плеча молодого матросика и, отцепив от пояса вязку сапэков, сунул ее в руку Кедику, потом, прежде чем последний успел сообразить, что это туземная монета, незнакомец уже скрылся в толпе.
ГЛАВА IX. Комберусс не может понять
Кедик продолжал разгуливать по набережной без всякой определенной цели, но вскоре, привлеченный звуками военной музыки, сам того не замечая, очутился на стрелке Лежень.
Праздник был в полном разгаре. Весь Сайгон собрался здесь: и европейцы, и аннамиты, и приезжие купцы, и офицеры в блестящих мундирах, и дамы в нарядных туалетах, и мандарины в затканных шелковых одеждах, и жены их с накрашенными губами и яркими уборами наполняли аллеи и занимали скамейки и бамбуковые стулики, расставленные в четыре ряда вдоль красивой галереи, выходившей на рейд.
Оркестр перестал играть, окончив одну из пьес репертуара, когда Кедик, пройдя в толпе со связкою сапэков в руке, услыхал за собою разговор:
— Я готов биться об заклад, на что угодно, что он бретонец, — говорил какой-то пожилой господин, прогуливавшийся с двумя молодыми людьми. — Это чистый тип кельта, и если он не прямой потомок друидов, то я, право, согласен раз и навсегда отказаться от изучения антропологических признаков, — заявил пожилой господин, который был не кто иной, как господин Глоаген, а молодые люди, бывшие с ним, Поль-Луи и Чандос.
— Не правда ли, друг, — обратился археолог к Кедику, — ты с Финистера?
— Да, сударь, из Рекувранса, — отвечал юноша, дотрагиваясь рукой до своей фуражки.
— Вот видите! не говорил ли я? — сказал Глоаген. — Из Рекувранса, самой конечной точки мыса, настоящий бретонец, а я, голубчик мой, из Нанта, — приветливо улыбаясь, добавил он, — да мы, как видно, вместе с тобой будем плавать, ведь ты из экипажа «Юноны», а эти господа и я, мы сегодня же вечером переберемся к вам на судно с особого разрешения командира.
Между тем Поль-Луи и Чандос смотрели на молодого матросика с тем невольным чувством симпатии, какое возбуждают к себе юные моряки.
— Если не ошибаюсь, вы были сегодня на той паровой шлюпке, которая шла от мыса Святого Якова.
— Так точно, — засмеялся Кедик. Он с первого же взгляда узнал обоих молодых людей.
— Вы нас простите, что мы не сразу признали в вас нашего спасителя, но, право, мы были в таком состоянии…
— Это и видно было! — засмеялся Кедик.