Наследник
Шрифт:
Под нашими взглядами он потупился.
— С чего это мы клятвопреступники? — вкрадчиво спросил Прокоп.
— Ну как же? В Туле мы Дмитрию Иоанновичу крест целовали. А тут царю Федору Борисовичу. Вот и выходит… — И Вишка развел руками.
— Так то под принуждением, что там, что здесь. Попробовали бы чего-нибудь не того пискнуть и там и здесь тут бы и конец, — зло усмехнулся Прокоп.
— Клятва, полученная под принуждением, не считается истинной, — задумчиво произнес Елисей.
На которого я тут же покосился, вспомнив, как он попал ко мне в послужильцы.
— А чего ты, Андрей, на меня так смотришь? А-а-а… — Тут он понял. — Не, я тебе сам принес, волей своей, да и сам предложил. У меня ж выбор был, о коем я ни дня не пожалел. Ты меня выходил, обиды не чинил. Я сыт и накормлен. Да еще в твоем доме живу, так что верен я тебе до самого последнего вздоха, — степенно произнес Елисей.
Я же не удержался от хмыка.
«Философ доморощенный нашелся. Да еще вон как завернул, и совсем ничего, что у его на шее острое железо было. Двойные стандарты», — мелькнула мысль.
— Так как же тогда-то? — удивленно произнес Вишка, хлопая глазами.
— Кто за веру нашу станет. Кто землю нашу от ворогов оберегать будет, — твердо произнес я.
— Тоже верно, — кивнул Елисей без улыбки. — Бог на небе, царь на земле.
— Не думай об этом, Вишка. Ныне послужилец ты, тут уж как Андрей решит, туда и встанем.
— Недолго будет Федор царем, — впервые произнес я для послужильцев. — Нет за ним силы, не любят Годуновых. Сам слышал, как Бориса антихристом на торгу называли.
— Свят, свят, — тут же перекрестился Вишка.
— Ладно, по коням. — Я первым вскочил в седло Черныша, и мы направились дальше по дороге, через час свернули на другую дорогу, которая вела к монастырю.
Вот тут уж «дорожное движение» было более оживленное и многолюдное. В сторону монастыря кто-то ехал на телеге, кто шел целыми семьями, а кто-то и на коленях.
«Паломники», — понял я. Все-таки святое место.
Спустя еще пару часов стал виден монастырь, дорога же петляла между холмов и оврагов, через некоторые были перекинуты деревянные мосты, ведь внизу протекали ручьи.
А там и святая обитель предстала перед нашими глазами.
Троицкий Сергиев монастырь имел хорошие каменные стены, выстроенные в виде четырехугольника. На протяжении версты, а то и более. Стены были высотой более двух метров, а в некоторых и все три, до зубцов. По углам и вдоль линии стен возвышались двенадцать башен разного вида (круглых, плоских). В таком виде монастырь представлял собой настоящий город. В некоторых оврагах, как я заметил, были устроены пруды с помощью плотин, под самыми стенами монастыря находились огороды, а подальше виделись мельницы. Вокруг же монастыря вырос целый деревянный город, или монастырские слободы: Клементьевская, Служня и другие. В округе также виднелись и перелески с лесами.
Устроившись на постоялом дворе и обиходив коней, я завалился спать. Утром мы и все, кто живет возле монастыря, отправились на службу.
Этот колокольный звон, он был прекрасен. Особое ощущение, которое я бы не смог описать.
Когда служба закончилась, и народ разошелся, я вместе со своими послужильцами смог пройти в самый большой собор на территории монастыря, в Успенский собор.
Он был красив. Действительно красив. Украшен живописью, везде стояли иконы в серебряных или золотых образах, играли отблески свечей, а запах ладаном бил по обонянию.
После улицы, на мой взгляд, было душновато, но я легко это пережил, медленно бродя от одной иконы к другой, отбивая поклоны и крестясь. Я будто прикоснулся к седой древности, к вере и чувствам своих предков. Когда с божьим словом жили и умирали. Шли в бой и радовались жизни. Было в этом что-то свое, сакральное, я бы сказал. Вера, она творит чудеса.
Уходя в армию, я был атеистом, но вот там поверил. Так как некоторым событиям просто не находилось рационального объяснения.
Как говориться, хочешь — верь, хочешь, не верь, но…
Не меньше часа я находился в соборе и наконец-то его покинул.
Во дворе встретил монаха, которому и рассказал, что матушка мне заповедовала отвезти иконы в образах в женский монастырь, сделать там вклад, и была на то ее воля.
Это была неправда, но и другого способа, как попасть в женский монастырь и пересечься с Марией, я не видел. Можно, конечно, было бы заслать туда какую девушку, вот только подходящей я не знал. Вот и приходилось изворачиваться
И мне подсказали, рядом находилось несколько женских монастырей, самый большой — это был Хотьковский. Расположен в десяти верстах в излучине реки Пажи. Еще был Подсосенский монастырь, но он совсем небольшой и тоже находился совсем рядом, всего в семи верстах.
Вот тут меня током и пробило. Я вспомнил слова старца Феофана и расспросил как до него добраться.
Поблагодарив монаха, Вишку и Елисея отправил на постоялый двор. Не стоит слишком долго оставлять вещи и коней без присмотра.
Сам же с Прокопом отправился на торг, где за тридцать копеек прикупил белый платок с красивым шитьём.
Вернувшись на постоялый двор, я возле одного из очагов наскреб немного сажи и чуть развел в горячей воде, которую пришлось покупать.
В итоге вышли этакие чернила. Достав перстень-печатку, в получившуюся массу я окунул печать. Подержал минуту, поставил ее на платок. Вышла она немного смазана, но все же вполне читаема.
Делал я все это в одиночестве, дабы никто не видел. Затем промыл ее и спрятал.
Платок положил на солнце, чтобы печать подсохла и не размазалась. Затем приказал своим послужильцам собираться.
Двадцать минут сборов, и мы были готовы выезжать. Как раз и печать подсохла. Мы направились в Подсосенский монастырь. Полчаса и мы уже подъезжали к нему.
Рядом с монастырем расположились пару подворий, а ворота самого монастыря были закрыты. Он имел небольшую деревянную ограду.
— Ну с богом, — перекрестился я, слезая с коня, потом достал иконы и образа из седельной сумки. — Вы тут пока будьте, то дело личное. Просьба матушки как-никак.