Наследники Ост-Индской компании
Шрифт:
— Этим только и приходится утешаться, — вздохнул доцент. – Меня в свое время учили, что нельзя бороться против системы, она просто тебя выплюнет…
— Мне больше по душе песня о том, что «не надо прогибаться под изменчивый мир, однажды он прогнется под нас», — заметил Григорий Александрович. – А потом ведь можно изменить систему, будучи ее частью. Ведь каждый новый винтик огромного механизма влияет на его деятельность в целом…
— Для этого нужно быть очень сильным человеком, — вздохнул Иван Николаевич. – Я таким не являюсь.
… Григорий выпил еще немного после того, как распрощался с собеседником и почувствовал, что теперь душа его открыта, а разум толерантен и свободен от предубеждений для беседы с его бывшим пациентом, а теперь архимандритом Аристархом. И, напевая «не надо прогибаться под изменчивый мир, он все-таки прогнется под нас», Григорий Александрович отправился в интернат, где, как он заранее на всякий случай выяснил, в это время бывал священник.
Мятущаяся душа
В столь знакомый двор интерната Григорий Александрович вошел с опаской. Здесь все стало иным с последнего его посещения это места; даже пьяный, профессор это почувствовал. Один из пациентов узнал его и радостно сообщил:
— Здравствуйте, Григорий Александрович! А отец Аристарх выздоровел – вы, наверное, его хорошо лечили! Он сейчас здесь батюшка!
— Вот и замечательно, — сказал Григорий. – Где я его могу найти?
Больной подсказал, куда пройти и поинтересовался:
— А вы его опять будете лечить?
— Да нет, он же выздоровел.
Архимандрит Аристарх был один в домовом храме.
— Григорий Александрович, какими судьбами? – он подошел к профессору сразу, как только его заметил.
— Да вот, наверное, сегодня мы поменяем наши обычные роли, теперь я к вам пришел, – попытался пошутить врач.
Священник почувствовал смятение души того, кто к нему пришел, и мягко положил ему руку на плечо.
— Успокойтесь, и давайте обо все поговорим.
— Я запутался, – грустно сказал Григорий. – Моя душа рвется на две части.
— Давайте ей поможем определиться.
И Григорий Александрович, раскрепощенный выпитым, начал рассказывать. Он говорил про себя и Элизабет, как ради нее он принес свою кровь в жертву Кали, потому что думал в тот момент, что делает это ради Лиз, вспомнил и прошлое, как бросил жену ради Зои. Рассказал про сэра Джона. Отца Аристарха особенно удивило то, что душе англичанина знакомы жалость к кому-то и сомнения в правильности сделанного века назад выбора.
— Ну что же, пока это всего лишь ваш рассказ о грехах, которых хватило бы на десять человек, – тихо сказал архимандрит. – Вопрос в том раскаиваетесь ли вы в этом?
— Не знаю, даже…
— Ведь даже сэр Джон дает вам шанс, неужели вы им не воспользуетесь?
— Это очень сложно. Ведь просто
— Что-то и это значит, но примерно, как одна таблетка аспирина для лечения рака. Нужно изменить себя.
— То есть отказаться от Лиз?
— Это в первую очередь, раз она ассоциируется с Кали.
— И еще с Цирцеей и сиренами…
— Тем более.
— Я, наверное, не смогу, – устало сказал Григорий Александрович. – Стоит мне ее увидеть – и я забуду обо всех обещаниях, и сделаю все, что только она не пожелала бы. А, не видя ее, я страшно тоскую…
— Мы помолимся, и Господь даст силы с этим справиться. А еще придется бросить пить и курить…
— Так я только этим и живу! – возмутился Григорий.
— Нужно найти иные точки опоры. От греха нельзя отказываться постепенно – нужно даже не отрезать его, а просто отрубить, как топором. И не нужно говорить себе: сегодня я откажусь от этого, завтра или через год от другого. Это путь в никуда. Только все и сразу!
— Так это фактически получается как бы умереть: я откажусь от всего, чем жил!
— Умереть для греха, чтобы жить для Бога!
— Тогда мне нечего терять! – махнул Григорий Александрович и рассказал про собрание в музее.
Отец Аристарх стал очень серьезным. Он долго молился шепотом, так что Григорий начал подумывать, не уйти ли ему. Наконец, священник сказал:
— Это не ваша война. Ваша война с самим собой. В какой-то мере она легче, но в какой-то сложнее.
— А что делать с этими людьми?
— Господь все устроит. Вы должны думать о себе. Так вы хотите покаяться и начать новую жизнь?
И, пересиливая себя, Григорий встал на колени перед аналоем и сказал:
— Хочу.
Священник накрыл ему голову епитрахилью и прочитал разрешительную молитву.
А в этот момент страшно взвыла Элизабет, почувствовавшая, что из под ее власти вышел тот, кого она уже считала полной своей собственностью.
— Я убью этого священника! – прошипела она.
— Не сможешь, – усмехнулся лорд Эктон. – Похоже, мы опять едем в Англию, но уже без Григория. Да не расстраивайся так: мучай его воспоминаниями о тебе, являйся ему во снах. Тогда он, возможно, сам приползет к тебе на коленях, и тогда он будет еще более зависим от тебя, чем был.
Лиз заметно повеселела.
— Уж я постараюсь, чтобы так и было! – заявила она.
А в этот момент сильно качнуло самого сэра Джона. Он со смешанными чувствами гнева, страха и радости понял, что отец Аристарх начал за него молиться. «Он, наверное, не понимает, что подписал себе этим смертный приговор», – подумал лорд. А еще он подумал, что для него впервые появилась надежда все изменить.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Профессор и Бухарик