Наследники Ост-Индской компании
Шрифт:
— Так обиделся, что вылетел с работы, что не можешь простить?
— Нет, так благодарен за чудесные мгновения прошлого…
— Да ну тебя. Ты, наверное, на мне свои дурацкие методики апробируешь! – голос Зои опять стал серьезным. – А у меня серьезный разговор и предложение работы. Через два часа тебя заберет машина и отвезет на переговоры в …, впрочем, неважно куда. Здесь мы проведем переговоры.
— Ты меня похищаешь? – засмеялся Григорий Александрович, который, несмотря на сильное опьянение, владел собой и говорил, просчитывая, что при его словах подумает собеседник.
— А хоть бы и так! – Зоя Георгиевна опять приобрела игривое
— Верю тебе, Зая, — сказал профессор, которого в Москве абсолютно ничего не держало. С женой он развелся много лет назад, кстати, опять же из-за Зои Георгиевны; детей у него не было.
— Ну, вот и отлично. Диктуй адрес, куда прислать машину.
И заместитель министра достала из сумочки блокнот с ручкой и начала писать.
Владычица Лузервиля
Город, в котором находился интернат, назывался Лузервиль[1]. Столь громким названием он обязан своему бывшему мэру – Александру Григорьевичу Семихвостову, который сумел в одном лице объединить официальную и криминальную власть, и безраздельно правил здесь с 1993 по 1998 год. Александр был помешан на фильмах Аль Пачино, особенно ему нравился дон Корлеоне. Он даже заставлял, чтобы его звали дон Санчо, что особенно забавно выглядело, пока он был мэром. Так вот этого дона Санчо, когда он стал официальным главой города, стало очень напрягать его название. А имя город имел еще то!
Раньше это было село Большое Скотинкино, затем в 1950 году оно превратилось в город Бериевск, но уже через несколько лет после расстрела Берии, было решено вернуть прежнее название. Поскольку же село стало городом, то его назвали Большескотининск. Став мэром, дон Санчо всерьез взялся за переименование города. Причем, ему хотелось, чтобы название было звучным и на иностранный манер. Один из его знакомых на волне полной перемен российской жизни 1990–х попал на работу в администрацию Президента России. Он не особо любил Александра, и решил над ним посмеяться. Им было предложено назвать город «Лузервиль», причем всячески говорилось, что это очень круто, такой город приобретет мировую известность, и была обещана самая высокая поддержка в переименовании.
Дон Санчо клюнул на это, провел даже местный референдум, на котором большинство жителей высказалось в поддержку нового названия, так как каждому из них за это бесплатно дали бутылку водки и кусок студня. Администрация области пробовала вяло сопротивляться переименованию, но звонок из администрации Президента их переубедил. И Большескотининск стал Лузервилем. При этом его мэр оставался в счастливом неведении о том, что значит имя, которым благодаря его стараниям был назван город.
А через несколько лет, путешествуя в Америке, Александр заставил, чтобы на одном приеме его представили «дон Санчо, мэр Лузервиля». Когда же присутствующие начали смеяться, а затем объяснили ему, как это воспринимается, то он от досады, вернувшись домой, сложил с себя полномочия главы города, и уехал в неизвестном направлении. И уже не было больше десяти лет в этих местах дона Санчо, но память о нем осталась в названии города.
Лузервиль был небольшим городком с населением чуть больше пяти тысяч жителей. Производства к началу третьего тысячелетия,
Единственным исключением был областной комплексный центр соцзащиты, который финансировался не только из областного бюджета, но и попал в целый ряд федеральных программ. В центре находилось свыше тысячи человек инвалидов, преимущественно психоневрологического профиля, со всей области, а также здесь могли получать социальную поддержку жители города и района, имевшие на это право в соответствии с законодательством. В центре имелось свыше трехсот рабочих мест, и он был единственным «градообразующим предприятием».
Из десяти депутатов городского совета восемь работали в интернате, в том числе и его директор – Людмила Владимировна Скотникова. Она же была выбрана этими депутатами (что неудивительно) на должность главы города. Хотя зарплаты за это не полагалось, это давало много дополнительных возможностей самого разного характера. Достаточно сказать, что главу администрации городка, при таком составе городского совета, она имела возможность назначать и снимать вполне свободно. Поэтому человек, который был выбран ей на это пост, знал свое место и делал то, что ему скажут.
Людмила Владимировна в полном смысле этого слова была владычицей Лузервиля. Она купила дом из тридцати комнат, который когда-то принадлежал дону Санчо, и имела в нем большой штат прислуги, оформленной в качестве сотрудников интерната и получавшей зарплату из областного бюджета. С областными властями и правоохранительными органами Скотникова умела договариваться, поэтому на все, что бы она ни делала, закрывали глаза. И даже наоборот: наградили ее к пятидесятилетию орденом «Почета». Бандиты, которые когда-то работали на дона Санчо, теперь работали на нее, занимая разные должности в интернате, и получая тройные оклады, а в реальности выполняя лишь то, что приказывала им Людмила Владимировна.
Ее особняк поражал роскошью. Зоя Георгиевна бывала уже у нее, поэтому ничуть не сомневалась, что дом директора центра является таким местом, в котором не стыдно разместить не просто высоких иностранных гостей, а того, кто на самом деле был их хозяином.
Разговор в дороге
За Григорием Александровичем приехал большой черный «Мерседес». Кроме водителя – молодого парня чуть старше двадцати лет, в машине сидел тридцатилетний мужчина в строгом костюме.
— Меня зовут Петр Иванович. В мои задачи будет входить юридическое сопровождение проекта, над которым вам предстоит работать, — сказал он профессору.
Григорий Александрович чувствовал себя паршиво, но, отхлебнув приличный глоток коньяка из предусмотрительно захваченной с собой бутылки, почувствовал себя уверенно и решил попробовать разговорить попутчика:
— Значит вы юрист? – спросил он.
— Да.
— Извините, конечно, но, на мой взгляд, право — это самая мифическая из всех наук. Об этом хорошо писал еще Свифт во второй части «Путешествий Гулливера», когда сравнивал законы страны великанов, какие они плохие, потому что короткие и всем понятные не в пример английским, разбираться в которых крайне сложно и почти невозможно, и трактовать их можно и так и сяк, что свидетельствует об их совершенстве.