Наследники Тьмы
Шрифт:
«Да ну, ерунда!» — смутился Женя и попытался вытащить кулон у неё из рук, но Надя не отпустила.
«Была бы ерунда, ты б не носил… — улыбнулась она, поглаживая украшение. — Тонкая работа… и, видно, очень старинная! Антикварная?.. Серебряная вроде, а, как солнце попадает, будто разными цветами переливается… что это?»
«Да я даже не знаю, отец в том году подарил… а потом умер…»
«Ой, прости!.. — Надя отдёрнула руку. — Я… рыбка просто такая красивая!»
«Да всё нормально», — Женя взял её за руку и обстановка сразу сделалась интимной, но тут Надя сказала, что сейчас ей обязательно надо вернуться столовую, ведь на самом деле
Свидание они договорились продолжить позже, так что Женя вернулся на территорию «Второй жизни», уже и не помышляя о том, чтобы прямо сейчас уехать из пансионата…
Возможность сделать это когда угодно расслабляла, а с утра, после ночного свидания с Надей, он думал только о ней, отправляя, словно школьник, любовные сообщения, потом поплавал в бассейне, пообедал и решил, что сходит всё-таки на лечебный сон, чтоб Илюху не обижать. Поговорив с Надей и поужинав, Женя двинул в медицинский корпус. Однако по дороге приподнятое из-за влюблённости настроение как-то незаметно сошло на нет, и, подавая девушке на ресепшене талон, Морозов в тайне надеялся, что возникнет какая-нибудь проблема — например с оплатой, и всё отложится или вообще не состоится. Однако процедура оказалась оплачена, кабинет «дополнительной релаксации», несмотря на позднее время, работал, и там его уже ждали.
Женщина в белом халате встала из-за стола, и Морозов торопливо стянул футболку — рыбки не было, так что краснеть перед медсестрой за это странное, не подходившее мужику, украшение не пришлось. Утром, после ночи любви, он подарил рыбку Наде — та пыталась протестовать, но было видно, в каком она на самом деле восторге, и Женя с удовольствием настоял на своём.
Повесив футболку на вешалку в углу кабинета, он снял кроссовки и лёг на койку.
— Расслабьтесь, устраивайтесь так, чтобы вам было удобно, — проворковала медсестра, и вдруг — вжик! — вытянула откуда-то сверху длинную чёрную кишку — тонкую, с чем-то металлическим на конце.
Морозов беспокойно заёрзал, готовый в любой момент вскочить и обратиться в бегство.
— Не бойтесь! — заметив его реакцию, рассмеялась медсестра. — Никто не собирается вставлять вам зонды во все отверстия, я всего лишь подсоединю эти кабели вот сюда.
Она сняла с крючка на боку установки чёрный матовый шлем с серебристыми отверстиями, куда вставила и завинтила сначала одну, а потом ещё три, вытащенные из соседних гнёзд, кишки. Они влажно блестели, неприятно поскрипывая и изгибаясь в руках медсестры.
— А эта штука? — Женя смотрел на шлем.
— Закрепляется у вас на голове и будет просто прилегать, внутрь вашего тела ничего не проникнет, не беспокойтесь.
Женщина в белом халате продолжала нежно улыбаться и разговаривала с ним, словно с маленьким ребёнком или стариком в маразме.
— А я и не беспокоюсь, — пробормотал Морозов и всё-таки заставил себя сконцентрироваться и взглянуть на светотень медработницы. Обычная с виду, она не была такой яркой и шустрой, как у Надюши, но и до гладко-тяжёлой и правильной, как у Ильи, ей было далеко. Немного настораживало полное отсутствие воронок, разрывов и тёмных пятен, но, возможно, у медсестры просто давно не было неприятностей, да и крепкое здоровье — не такая уж редкость в среднем возрасте.
Прикосновение прохладного шлема к голове мгновенно вывело из транса, и Морозов вздрогнул.
— Надо ещё прикрепить несколько датчиков к телу, чтобы контролировать ваше физическое состояние во время лечебного сна, — пояснила медсестра, прилепив две присоски с проводами на грудь и одну — в район солнечного сплетения. — Ну вот, готово, вам не холодно? А то могу принести плед.
— Да здесь тепло, спасибо.
— Хорошо, — она включила на установке тумблер, и аппаратура едва слышно загудела. — Приятных сновидений.
Женя не помнил, что ему снилось, и снилось ли вообще, но проснулся он свежим и отдохнувшим и какое-то время лежал, наблюдая, как на установке весело перемигиваются огоньки. Состояние казалось безмысленным, однако светотени своей Морозов не видел. Несмотря на расслабленность и бездумное созерцание мира, лампочные способности отчего-то никак не включались.
В кабинет не вошла медсестра и спросила:
— Ну, как вы, всё в порядке? Поспали хорошо?
— …Д-да, спасибо, — с некоторым опозданием ответил Женя: впустить мысли оказалось не просто, но когда это произошло, он ощутил беспокойство, словно что-то забыл или потерял, но никак не может вспомнить, что именно.
Медсестра аккуратно отлепила с его груди датчики, сняла с головы шлем — Женя молча наблюдал, как она вывинчивает из него кабели. Когда все они шустрыми змеями юркнули в гнёзда на установке, Морозову показалось, он недавно видел нечто такое же быстрое, чёрное и блестящее, но образ мгновенно пропал, так и не попав в фокус.
— Осмотр у доктора у вас завтра вечером, — ласково проговорила медсестра, — а сейчас… хотите ещё полежать?
— А? — тут до Жени, наконец, дошло, что она не знает, как бы выпроводить пациента, который продолжает валяться на койке, хотя время позднее и лечебный сон давно закончился. — Нет-нет, я уже встаю.
Он вскочил, и в голове словно крупа какая-то — представились мелкие, похожие на чёрную икру, только очень тяжёлые шарики — пересыпалась прямо в лоб, отчего Морозова неудержимо потянуло вперёд, но медсестра ловко поймала пациента, не позволив грохнуться на пол.
— Не стоит так резко вставать! — укорила она, осторожно отпуская Женю и обеспокоенно заглядывая ему в глаза. — Голова кружится?
«Нет, это чёрные шарики…»
— Нет, всё нормально, — ответил он вслух.
— Может, врачу позвонить?
В голове у Жени возник образ белозубого врача с холёным лицом, только лысого, с красными глазами. Рот доктора был открыт, и в нём виднелось что-то чёрное. Образ мелькнул и быстро стёрся, а разум захватило вялое отупение.
— Нет, не стоит… я завтра зайду к нему сам… Мы так… договаривались.
— Идите в свою комнату и ложитесь спать, — посоветовала медсестра. — Процедура потому и делается вечером, чтобы продолжиться естественным сном.
— Да, я понимаю…
Он вышел из кабинета и остановился посреди коридора, пытаясь увидеть собственную светотень, но опять ничего не вышло. Хорошее сразу после пробуждения самочувствие стремительно ухудшалось. Женя резво поднялся по лестнице, торопясь покинуть подвал, выйти из медицинского корпуса и оказаться наконец на улице — так стало вдруг душно и жарко, хотя в здании работал кондиционер. Слышен был его тихий шелест, и кожи касались прохладные потоки воздуха, но облегчения телу не приносили: жар шёл изнутри — давящий, тяжёлый, словно в солнечном сплетении рос и уплотнялся горячий влажный ком.