Наследники Великой Королевы (др. изд.)
Шрифт:
— Когда его сняли с дыбы, он стал на четыре дюйма длиннее, — весело кричал один из проводников. — Не жалейте шиллинга, идемте со мной, и вы увидите таки ужасы, от которых у вас душа в пятки уйдет. Будет о чем вспоминать всю оставшуюся жизнь.
Дом был пуст и, похоже, что в нем до сих пор обитали души людей, принявших участие в этом зловещем заговоре.
Взгляд мой остановился на латинской надписи, вырезанной по приказу короля на одной из плит дома. Она гласила: «Иаков Великий, Король Великобритании, славный своей благочестивостью, справедливостью, знаниями, смелостью, милосердием и другими королевскими добродетелями…»
Какая ирония таилась на мой взгляд в этих словах!
Действительно ли Гай Фокс стал длиннее на четыре дюйма после того как его изуродованное тело сняли с дыбы в Тауэре? Я решил не тратить один из немногих своих шиллингов на удовлетворение праздного любопытства, хотя, признаюсь, искушение было велико, и направился в восточном направлении. Через несколько минут я оказался в верфи, которая опоясывает Лондонский Тауэр со стороны Темзы. Я надеялся, что мне удастся пройти на верфь поглядеть на Ворота Изменников, а если повезет, хоть мельком увидеть сэра Уолтера Рэли, шагающего по террасе Кровавой Башни. К большому моему разочарованию, в конце улицы были установлены решетки и пройти на верфь было нельзя. Я прижался к решетке и, вытянув шею, попытался разглядеть хотя бы силуэт благородного пленника, однако ко мне приблизился страж и сделав вид, что собирается ударить меня в живот тупым концом своего копья, заставил отойти.
Меня вовсе не утешило, когда ко мне вплотную приблизился какой-то темнокожий человек и прошептал, что за шиллинг он продаст мне рецепт знаменитого бальзама сэра Уолтера Рэли, о котором весь мир говорил, как о панацее от всех недугов. Поначалу я принял его за одного из тех темнокожих туземцев из Гвианы, которых Рэли привез в Англию, и которые поселились неподалеку от Тауэра, чтобы находиться неподалеку от своего белого божества. Однако потом я расслышал в его голосе акцент обитателя «Эльзаса» и сообразил, что темный цвет кожи вполне можно приобрести с помощью краски из грецкого ореха. Поэтому я отказался и от этого предложения.
Затем, пересекая Лондонский мост, я остановился, чтобы сосчитать отрубленные головы, водруженные на копья посередине. Это были головы так называемых изменников. Я насчитал тридцать две!
Многие из них находились здесь так давно, что в них и человеческого уже ничего не осталось. Достойно удивления было и то обстоятельство, что жители Лондона, взад и вперед сновавшие по мосту, обращали внимания на эти жуткие предметы не больше, чем на чаек на крышах домов.
Потом я миновал харчевни на Тули-стрит и двинулся дальше, с любопытством разглядывая во множестве расположенные здесь публичные дома. Я остановился перед театром «Глобус» и прочитал объявление у входа. В нем говорилось, что на следующий день актеры театра сыграют «Вольноне, последнюю пьесу Б. Джонсона». Я подошел к яме, в которой содержались медведи. Вонь там стояла нестерпимая. Тем не менее совсем рядом было расположено несколько домов, и я слышал, что их хозяева за приличные деньги пускают туда любопытных, и те из верхних окон глядят на зверей. Возвращаясь назад по Лондонскому мосту, я поднял голову и на выставленных копьях насчитал уже тридцать три головы. Ошибся ли я в прошлый раз или за время моей прогулки число наглядных свидетельств королевского милосердия увеличилось еще на одно, я не знаю. Во всяком случае одну голову по дороге туда я как будто не видел. Это была голова молодого человека с длинными золотистыми кудрями. Ветер слегка шевелил их. Я с содроганием подумал о том, что если нашему человеколюбивому монарху повезет, здесь может появиться еще одна голова — моего друга Джона Уорда. Поистине Иаков Великий, Благочестивый и Милосердный.
Из многих достопримечательностей, которые мне всегда хотелось увидеть в Лондоне оставалась одна. Но именно она представляла для меня наибольший интерес. Уже порядком утомленный, я направился к центру города, где у самого Уэст Чипа пересекались Бред-стрит и Блаублэддер-стрит. Здесь находилось высокое здание таверны, которая по своему внешнему виду ничем не отличалась от сотен других подобных заведений огромной столицы. Прохожие как ни в чем не бывало спешили мимо, я же остановился и с душевным трепетом принялся разглядывать вполне обычный фасад. Это была таверна Русалки — средоточие и центр духовной жизни Англии!
Я не хотел входить внутрь. В лучшем случае я увижу несколько компаний хорошо одетых людей, но вряд ли я встречу там тех великих, которые ассоциировались в моем сознании с этим местом. Гораздо приятнее было стоять здесь и воображать, что внутри собрались корифеи: Уилл Шекспир и Бен Джонсон; Флетчер с могучим лбом мыслителя и Чэпмэн с круглой веселой бородкой; Деккер и Дрейтон, [32] актер Уилл Слай, и даже те смельчаки, которые бороздили моря вместе с Рэли и впервые попали сюда как члены его клуба на Брэд-стрит. Я представлял себе как остроумны, возвышены и интересны будут их беседы. Здесь не услышишь сплетен о пороховых заговорах, дворцовых интригах, досужих разговоров о последних королевских фаворитах. Тут могут вестись беседы лишь о вечных нетленных истинах, о мире литературы, куда более прекрасном и утонченном, чем реальный мир, о будущем и о роли, которую Англии суждено играть в нем.
32
Известные английские путешественники, мыслители и поэты XVI-XVII столетий.
Да, поистине именно тут было подлинное сердце Англии. Никто, размышлял я, не может находиться здесь, где зародилось столько великих замыслов и смириться с мыслью о конце морской славы нашей страны. До сих пор Лондон, надо сказать, лишь разочаровывал меня. Трущобы имели более зловещий вид, чем я предполагал, Тауэр вовсе не был таким большим и впечатляющим. Восхищение Лондонским мостом померкло при виде длинного ряда копий с насаженными на них головами, незрячие глаза которых были обращены в сторону широкой реки. Однако лицезрение таверны Русалки вознаградило меня за все. Такой храм духа мог находиться лишь в великом городе. Настроение у меня вновь поднялось, и с чувством выполненного долга я зашагал дальше.
К этому времени уже стемнело. Я не был вполне уверен, что смогу найти дорогу назад к своему постоялому двору и размышлял, как мне поступить. Как раз в это время ко мне приблизился нищий, заунывно повторявший слова: «Милостыню, добрые люди, подайте милостыню несчастному». Проходя мимо, он на секунду поднял свои опущенные долу глаза, метнул на меня быстрый взгляд и отчетливо прошептал.
— Если ты Роджер Близ, иди к следующему повороту налево. Мне нужно тебе кое-что сказать.
Я был слишком удивлен, чтобы повиноваться сразу. Прежде чем я пришел в себя, нищий уже прошел мимо, загребая пыль своими слабыми ногами. Я нерешительно постоял несколько мгновений, а затем повинуясь нетерпеливому взгляду, который он бросил на меня из-за плеча, направился к указанному перекрестку. Он уже ждал меня там.
— Поверни налево и иди вперед не торопясь, — приказал он. — Смотри, веди себя спокойно, будто прогуливаешься.
Я сделал так как он мне велел и свернул в самый темный и, должно быть, самый узкий переулок во всем Лондоне. Нельзя сказать, что при этом я не испытывал колебаний, но ведь этот человек знал меня по имени и явно должен был мне передать нечто важное. В переулке никого не было видно, тем не менее по обеим сторонам я отчетливо слышал какие-то шорохи. Все это не могло не действовать мне на нервы, и я уже собирался повернуть назад, когда в темноте услышал чей-то шепот.
— Ты что, красавчик, хочешь, чтобы тебя схватили люди короля? Иди вперед и не оборачивайся.
Я двинулся дальше. За что же людям короля хватать меня? Правда, я путешествовал вместе с Джоном Уордом и провел ночь у Справедливого Хозяина «Эльзаса». Может быть, все это делало меня нарушителем закона? Я размышлял об этом, когда неожиданно за спиной услышал чьи-то шаги. Кто-то сзади с такой силой завел мне руки назад, будто они попали в стальной капкан. В ту же секунду чья-то рука рывком отогнула мою голову назад, и в рот мне так ловко засунули кляп, что я не успел издать ни звука.