Наследники. Покорители Стихий
Шрифт:
— Войдите, — раздался глухой голос из-за дубовой двери.
— Извините за беспокойство, профессор, — робко начал Гарри.
— Да, мистер Поттер?
— Я пришёл вернуть вашу мантию и сказать спасибо.
— Благодарить не за что, — бросил Снейп и посмотрел в глаза Гарри. — Я мог бы и сам забрать её у мадам Помфри.
— Я всё равно опоздал на следующий урок и решил занести.
— Как вы себя чувствуете?
— Нормально.
— Надеюсь, вы больше не станете бродить под дождем из-за несчастной любви? — ехидно вопросил Снейп, и Гарри покраснел. — Это верх глупости.
— Я знаю.
— Любовь, мой юный друг, зачастую бывает глупа и слепа, но иногда, именно она помогает в жизни — если вы, конечно, в состоянии понять, что я имею в виду, — ядовито изрёк профессор. Гарри удивлённо уставился на него.
— Не стоит увлекаться жалостью к себе, —
— Не думаю, — вскинулся Гарри, ощутив укол обиды от слов профессора: "легко приходит и уходит". — Эта любовь никогда больше не вернётся, — и тут же прикусил язык, коря себя за несдержанность.
— Никогда не говорите никогда, — сухо заметил Снейп.
— Бесполезно… — с тоскливым упрямством ответил Гарри, про себя изумляясь тому, с кем он обсуждает эту щекотливую тему.
— Поживём-увидим, — задумчиво отозвался профессор. — Идите, мистер Поттер, у меня, в отличие от вас ещё много дел.
— До свиданья, — юноша вышел за дверь.
Следующие две недели Рон и Гермиона старательно не обращали на Гарри внимания. На квиддичных тренировках все переговоры с Роном велись через Симуса или Дина, а староста вообще полностью игнорировала юношу. Гарри общался, в основном, с Кристиной, все больше проникаясь чувством, что она просто замечательный человек. Юноше было удивительно легко с ней — может быть потому, что она понимала его с полуслова (он не хотел задумываться, использует при этом девушка свой дар или нет), а может быть, потому, что когда он смотрел в её удивительные глаза цвета дымчатого хрусталя, у него не перехватывало дыхание и сердце не замирало, не ёкало в груди. Ещё Кристина страстно любила летать, ей нравилось купаться в воздушных потоках и чувствовать ветер, в этом они очень совпадали с Гарри, поэтому теперь капитан и вратарь гриффиндорской команды частенько носились над квиддичным полем, выкраивая любую свободную минуту, чтобы устроить немыслимые гонки или отработать сложные виражи. И, тем не менее, сердце Гарри по-прежнему было привязано к Гермионе, он сам не ожидал от себя подобного — даже зажмуриваясь, он видел золотисто-карие глаза, смотрящие то нежно и ласково, то насмешливо, то сердито. Он старался не замечать её на уроках — и почти силой заставлял себя отводить взгляд. Он садился как можно дальше в Большом зале и в гостиной — и с бессильной злостью отмечал, что видит каждый её жест, каждый поворот головы, прислушивается к каждому сказанному ею слову. Ему было больно видеть Гермиону рядом с Роном, которого он всё ещё считал самым лучшим другом, который у него когда-либо был. Многие удивлялись тому факту, что дружба неразлучной троицы неожиданно распалась. Это стало очевидно даже Драко Малфою, и он не упускал возможности поязвить по этому поводу. За что ему изрядно доставалось от Кристины, а Гарри удивлялся, что с неё почти никогда не снимают баллов.
Гарри был бы поражён, если б знал сколько раз за эти дни, вставая утром, опухшая от ночных слёз, Гермиона решала во что бы то ни стало подойти к нему, заговорить с ним, попробовать оправдаться. Но, приходя в Большой зал, она вновь и вновь заставала его с Кристиной, и её решимость сразу же таяла, растворялась в досаде, в сомнениях, в боли. И тогда просыпалась гордость. Она вздёргивала упрямый подбородок, принимала деятельный и решительный вид и начинала обычный день, сотканный из повседневных дел, уроков, обязанностей и хлопот, за которыми Гермиона забывала о том, что творится в сердце. Только вечером, оставаясь одна в своей комнате (девушка была несказанно рада, что у неё отдельная комната), она вновь в полной мере ощущала, как ей одиноко и плохо, снова лились тихие слёзы, и снова она решала утром обязательно подойти и заговорить с Гарри, не взирая ни на что.
Рон все эти дни был мил и заботлив и искренне пытался помочь Гермионе, только вот сам при этом выглядел не слишком веселым — видимо, Кристина всё же запала ему в душу сильнее, чем он сам мог предположить, и прохладное и деловое общение на уроках его категорически не устраивало. Он частенько неодобрительно косился на Гарри, когда тот болтал с Кристиной, и зеленел каждый раз, когда они отправлялись полетать. И, вообще, Рона неимоверно тяготило это состояние скрытой напряженности и вражды, оно казалось ему какой-то неестественной, глупой игрой, в которую они четверо слишком заигрались. В воображении Рону всё чаще рисовалась замечательная картинка, как они собираются вместе и говорят, кричат друг на друга, высказывают наболевшее, а потом радостно мирятся
…Завтрак подходил к концу, когда прибыла совиная почта. Совы теперь летали не регулярно, и почта каждый раз встречалась бурной радостью. Гарри давно уже не получал писем и, спикировавшая ему чуть ли не в тарелку, ушастая сова оказалась полной неожиданностью. Он быстро глянул на неровные строчки на конверте — Сириус! Юноша поспешно спрятал письмо в карман. От Гермионы, украдкой следившей за ним поверх свежего номера "Ежедневного Пророка", не укрылся тот факт, что Гарри не показал письмо Кристине, хотя та, видимо, спросила его, но юноша предпочёл отшутиться. Эта маленькая деталь наполнила Гермиону горькой радостью — ей-то он всегда показывал любые письма и рассказывал свои секреты. Сердце девушки подпрыгнуло: "Он обязательно куда-нибудь спрячется, чтобы прочесть письмо, и я смогу поговорить с ним наедине!". Гермиона надеялась, что сможет обнаружить Гарри в одном из многочисленных секретных местечек, о которых знали только они трое. Однако после завтрака Гермиону обступили первоклашки и стали наперебой расспрашивать о квиддиче, первый матч по которому должен был состояться через несколько дней… Они считали, что староста факультета обязана быть знатоком во всех без исключения вопросах, даже тех, к которым не имеет никакого отношения. Когда она сумела, наконец, сдать детвору на руки Рону, который мог распространяться о квиддиче бесконечно, Гарри, естественно, уже и след простыл. Гермиона заметалась по замку. Кажется, она подзабыла, насколько он огромен на самом деле…
Гарри ускользнул от Кристины, оставив её в цепких пальчиках Лаванды и Парвати, которым не терпелось выяснить подробности фасона её новой мантии. Угрызения совести не мучили юношу: увидев письмо Сириуса, он ни о чём другом уже не мог думать. День был ярким и солнечным, к тому же в воскресенье не было занятий, Гарри выскочил из замка и привычной тропинкой поспешил к озеру. С первых лет в школе они с Роном и Гермионой частенько бегали к озеру, когда хотели посекретничать. Он не смог избавиться от этой привычки даже сейчас, оставшись один. Наоборот, здесь ему казалось, что друзья снова рядом. Усевшись на прогретый солнцем пригорок, Гарри достал письмо.
Сириус писал, как всегда, размашистыми косыми строчками, и от этого казалось, что написано гораздо больше, чем на самом деле. На первый взгляд, это было обычное письмо. Шуточки крестного, ироничный тон, сквозь который проглядывала забота и волнение. У Гарри начали слегка дрожать руки от физического ощущения тепла, идущего от этого недлинного письма. И только пробежав его дважды, Гарри вдруг с ужасом понял, что Сириус прощается… Крестному предстояла очень ответственная миссия в Азкабане — необходимо было разведать, каким образом оттуда исчезают дементоры. Сириус писал, что Пожиратели Смерти становятся всё активней, нападения на волшебников и маглов случаются всё чаще, и почти в каждом нападении участвуют дементоры — откуда они берутся, если азкабанское начальство постоянно утверждает, что дементоры никуда не отлучаются?! Гарри внимательно прочёл письмо ещё раз. В конце имелась приписка:
…P. S. Из надёжных источников мне стало известно, что Люциус Малфой, стараясь сохранять секретность, побывал на Дрян-Аллее вместе с сыном и заказал набор очень редких ингредиентов — для доставки некоторых из них он даже нанял известного контрабандиста. Состав, для которого требуются именно такие компоненты, является очень сильным и очень быстродействующим ядом, который не имеет ни вкуса, ни запаха и крайне трудно распознается. Я уже сообщил об этом Дамблдору, и теперь прошу тебя, мальчик мой, будь предельно осторожен, вряд ли яд понадобился Малфоям, чтобы потравить крыс в Имении или свести счеты со своей никчемной жизнью…
Гарри тяжело вздохнул. Опять "неусыпная бдительность"! Но мысли его тут же вернулись к Сириусу. Наверно, не было другого такого места на земле, куда бы Блэк так не хотел и так боялся возвращаться. Но помимо этого, анимаг понимал, что кроме него больше никто не имеет шансов войти в Азкабан, разузнать обстановку и выйти наружу. Хотя его шансы тоже были невелики… Юноша опустил голову на руки, мысленно повторяя как заклинание: "Только бы Сириус вернулся! Только бы он смог… Крестный идет в Азкабан, хотя ему даже приблизиться к этим стенам, наверное, невыносимо страшно, — думал Гарри. — А я мирно сижу в Хогвартсе, учу уроки, ссорюсь с друзьями, готовлюсь к квиддичному матчу… И ничего не делаю! Что там Дамблдор говорил про Избранных?! Что за тайна связана Кристиной?! Я должен всё это узнать, я должен действовать!"