Наследство дядюшки Питера
Шрифт:
Шильников рванулся с места. Это было так неожиданно со стороны выдержанного, всегда неторопливого майора, что все трое — Сергей, Цапля и старый рыбак — проводили его до двери удивленным взглядом.
Через минуту Шильников вернулся. По тому, как весело щурились его маленькие серые глаза, нетрудно было догадаться, что майор на этот раз чем-то откровенно обрадован.
— Ну что ж, теперь можно и перекусить, — весело заявил он, жестом приглашая всех к столу. — Придвигайтесь, товарищи.
Старый рыбак не сразу сообразил, что приглашение относится и к нему. Когда он догадался об этом, на лице его отразилось смущение.
— Данке шон, — по-немецки проговорил он, поспешно вставая. — Спасибо. Я есть сытый.
Но Шильников, ни слова не говоря, собственноручно придвинул к столу его стул, и тут старикан окончательно растерялся. Нервно теребя околышек своей черной фуражки, он устроился на самом краешке, и стоило немалых трудов убедить его принять участие в общей скромной трапезе.
Угощая старого рыбака, Шильников завязал с ним дружескую беседу. Непринужденность обстановки мало-помалу делала свое дело: скованность гостя проходила. Разговорившись, моряк поведал о своем нелегальном промысле, рассказал о бывшем хозяине коттеджа Эрнсте Гельмуте, бежавшем на Запад перед самым приходом советских войск. Оказалось, что у того была здесь до войны целая флотилия: катера, яхты, моторки. Гельмут неплохо зарабатывал тогда на богатых туристах. Ну, а с начала войны туристов не стало, лучшие катера реквизировали, и «герр Гельмут» ударился в контрабанду, благо сынок его командовал в этих местах подразделением морской погранохраны. На почтенного коммерсанта работало полдюжины таких же, как Гофман, старых, опытных моряков, на зубок знавших бесчисленные отмели, которыми изобиловало устье реки. В числе других был и Франц Беккер, охотно совмещавший это прибыльное занятие со службой у пастора Клауса. Когда-то Франц служил матросом у «Гамбургского Ллойда», откуда был изгнан товарищами за штрейкбрехерство…
По мере оживления разговора старый моряк все свободнее изъяснялся по-русски. С особым удовольствием выговаривал он «однако», вставляя это странно звучащее в его устах, излюбленное в Сибири словечко к делу и не к делу.
Совсем сбитый с толку, Сергей не отрывал глаз от старика. Обстоятельность, с которой отвечал тот на вопросы Шильникова, прямой, откровенный взгляд — все располагало к нему. Несколько настораживала только злоба, проскальзывавшая у него при каждом упоминании о церковном стороже. О чем бы ни заходила речь, Гофман обязательно должен был упомянуть своего недруга, отпуская в его адрес самые нелестные эпитеты.
В такие минуты невольно приходило на память переданное Истоминым предупреждение самого Франца Беккера, а также и то немаловажное обстоятельство, что не церковный сторож, а именно Гофман посетил полковника Панченко в последние минуты его жизни. Впрочем, из дальнейшей беседы выяснилось, что причиной утреннего визита к начальнику тыла были все те же хлопоты насчет церкви. По словам старика, собравшийся завтракать «герр оберст» встретил его довольно неприветливо и предложил зайти во второй половине дня…
Объяснение это, хотя и оно не показалось Сергею до конца убедительным, как видно, вполне удовлетворило майора. Во всяком случае, он по своему обыкновению молча кивнул головой и перевел разговор на другую тему.
ПОЛЕТ БУМЕРАНГА
Появление Истомина прервало застольную беседу. Старший лейтенант переступил порог со смущенным видом, но, увидев мирно восседавшего за столом Гофмана, сразу ободрился. Лицо его утратило растерянное выражение, и тоненькие губы сложились в ироническую улыбку:
— Вот он где, голубчик! Ну, здесь-то мне его, разумеется, было не найти. — И взгляд его выпуклых водянистых глаз досказал: «Прохлаждаетесь, товарищи начальнички, шпиона обхаживаете!..»
— Садитесь, старший лейтенант, — предложил ему Шильников и снова обратился к немцу: — Не исключено, что нам предстоит небольшая прогулка по реке. Что вы думаете насчет того, чтобы использовать один из катеров Гельмута?
— Моя «Кристель» в порядке, горючее в сарае на берегу. — Гофман замялся. — Однако… Как это по-русски? Половода? Половодье! Так, так… Большая вода затоплять в устье двадцать, тридцать, пятьдесят островов, совсем маленьких, незаметных островов. Знающий человек идет фарватером, только фарватером. Другим курсом идти — садиться на мель…
— Вот и отлично, — живо отозвался Шильников. — У нас есть такой «знающий человек». Верно, товарищ?
Старый моряк вздрогнул, на лице его отразилась растерянность. Было видно, что предложение майора застигло его врасплох.
— Так как же, товарищ Гофман? — с мягкой настойчивостью повторил Шильников. — Можно на вас рассчитывать?
Немец встал, решительным движением нахлобучил фуражку.
— Пойду однако переоденусь, — просто ответил он. — К ночи надо ждать шторма.
Шильников тоже поднялся и, взяв старика под руку, увлек его к выходящему на реку окну:
— Посмотрите, все они на месте?
— Все, — твердо ответил немец, и Сергей понял, что речь идет о стоящих на приколе катерах. — Все до одного. Замки надежны. Ключи здесь.
Он указал на солидную связку ключей, висевшую у окна, рядом с секретером, и направился к двери. Истомин сделал непроизвольное движение в его сторону и замер, прикованный к месту строгим взглядом майора.
— Франц Беккер… — задержавшись на пороге, нерешительно проговорил старик, но, заметив, что майор его не слушает, махнул рукой и скрылся за дверью.
— Он очень хочет, чтобы задержали вашего друга Беккера, — спокойно пояснил Истомину майор. — Однако торопиться с этим не будем. Вот с другим делом следует поспешить. Записку Ивлеву, быстро!
Последние слова прозвучали отрывисто, командой, и старший лейтенант поспешно извлек из планшетки блокнот. Не зная, о чем писать, он вопросительно взглянул на Шильникова.