Наследство капитана Немо
Шрифт:
«Гринок» отчалил к устью Бониграцио, чтобы оттуда держать путь на Гибралтар. Ночью, в виду Капреры, на море была спущена шлюпка; в ней был я с твоим отцом. Мы налегли на весла и поплыли к месту своего назначения. Но тут внезапно, как всегда, сорвался бешеный юго-западный ветер, и мы запрыгали с гребня на гребень, из провала в провал. Нас швыряло по волнам до утра, а утром мы были уже очень далеко от Капреры. Мы еле успевали вычерпывать из шлюпки воду. Этого было мало. Около полудня с бакборда показалось облачко дыма. Через час мы увидали военное судно, шедшее на нас на всех парах. Мы решили подплыть к нему — мы ничем не рисковали: бумаги наши были в порядке, мы ничем не навлекли на себя подозрений; выдумать причину нашего возвращения было нетрудно. Но скоро мы услыхали выстрел, и мимо нас пролетело ядро. Началось бегство — бесконечная скачка по волнам под непрекращающимся обстрелом. Вдали показалась Копрайя, тут ядро попало в цель, наша шлюпка пошла ко дну и мы остались одни на волнах. Отчаяние охватило нас, но мы не сдавались. Ветер, казалось, утихал, нам нужно было только продержаться возможно дольше. Мы помогли друг другу разрезать и сбросить одежду; я остался в сапогах, твой отец оставил на себе пояс, в котором был зашит кошелек с чеками. Настала ночь; мы плыли к востоку, по очереди поддерживая друг друга, стараясь расходовать возможно меньше сил. Один из нас лежал на спине, другой подталкивал его. На рассвете ветер утих, и море успокоилось. Но твой отец совсем обессилел, он посинел и стал захлебываться. Я напряг последние силы, чтобы поддержать его на воде, но мои усилия были напрасны: он скрылся под водой. Я сделал еще несколько взмахов руками, вода хлынула мне в горло, и я потерял сознание.
XIV. Тот, кто выполнил поручение
Я открыл глаза и увидел, что лежу в комнате, ярко освещенной небольшой лампой, висевшей под потолком.
Мне припомнилось сразу все — данное нам поручение, военное судно, крушение шлюпки; первое мое движение было — посмотреть, связан ли я.
Нет, я был свободен и лежал в удобной постели.
Я вспомнил о письме, которое нужно было передать Гарибальди. Где мои сапоги? Верно, кто-то успел прочесть послание и узнать драгоценную тайну.
«Где я? На военном корабле?» — мелькнула у меня мысль.
Нет, комната, в которой я лежал, была велика, а каюты на военных судах бывают обычно очень маленьких размеров. Да и мебель была красивей и удобней, чем обычная корабельная. Кровать была железная, с матрацем, с простыней, с одеялом, стол — письменный, у стола — стулья.
Лампа лила мягкий, ровный свет: это был не керосин, не газ, не масло — скорее, электричество.
Я готов был вскочить на ноги, когда открылась дверь, которой я прежде не заметил — верно, потому, что она была того же цвета, что и стены; вошел невысокий коренастый человек. Он принес мне одежду.
— Скажи, братец, где мы? — спросил я его.
Он взглянул на меня, но, не ответив ни слова, повернулся к выходу. Что он, глухой? Я спросил погромче:
— Где мы, товарищ?
Молчание. Дверь захлопнулась, и я остался один.
Я взял принесенную им одежду. Все — рубаха, кальсоны, куртка, штаны — было сшито из простой сероватой материи. Только я стал одеваться, немой вошел снова и поставил у постели высокие сапоги. Они были сделаны из тюленьей кожи и походили на сапоги китоловов.
Одевшись, я подошел к двери. Она была заперта — я был в плену.
Но где?
Я заметил, что не чувствуется ни качки, ни обычной на пароходе во время движения дрожи. Значит, судно причалило к берегу?
Сколько же времени я пролежал без сознания?
Я прикоснулся к стене; она была металлической. Но ведь на судах, даже военных, не делают между каютами перегородок из металла! Да и одежда моя не была похожа на морскую форму.
— Где же я? Где же я?
Дверь отворилась, и вошел высокий, сильный человек лет сорока; мне бросилось в глаза бледное открытое лицо, обрамленное черной бородой, живые глаза и высокий лоб.
— Добрый день, гражданин! — воскликнул он по-итальянски, со странным выговором. Он приветливо улыбался.
— Я в плену? — спросил я его.
— Вы — на борту свободнейшего в мире судна!
— Где мои сапоги?
— Герой уже получил письмо и десять тысяч лир.
— Вы спасли и… Он жив?
— Ваш спутник погиб. В письме было сказано о десяти тысячах лир; эта сумма вручена Гарибальди.
— В таком случае…
— Это вас не касается.
— Я свободен?
— Это зависит от точки зрения. Вы можете считать себя пленником, поскольку вы лишены прежней независимости; с другой стороны, вы можете пользоваться свободой, какая вам и не снилась.
— Я не понимаю. Вы говорите загадками.
— Вам станет все ясно очень скоро. Вы, верно, голодны.
Он нажал кнопку у дверей, и через пару минут мой прежний знакомец внес тарелку с дымящимся кушаньем. Я набросился на еду как зверь.
Потом мой собеседник стал расспрашивать меня о положении в Италии. Я заметил, как огорчают его рассказы о затруднениях и препятствиях к полному освобождению страны от угнетателей.
— Счастливцы вы! Освободить страну от ига! — воскликнул он вдруг с жаром.
— Скажите, откуда вы родом? — спросил я его.
— Моя родина — почти весь свет, — ответил он.
— Как вас зовут?
Он помедлил минуту, прежде чем ответить:
— Дхарматма.
Когда я кончил есть, он встал и сказал:
— Теперь идемте, посмотрите то, что будет вашей тюрьмой или вашим жилищем.
Мы вышли из комнаты.
Узким коридором мы прошли в просторную обеденную залу; длинный стол стоял посредине, вдоль стен тянулись высокие дубовые шкафы, полные прекрасной посуды. Свет, лившийся от трех небольших ламп, подвешенных под потолком, разбивался о блестящие блюда, тарелки и стаканы, и прихотливые зайчики бегали по всем углам комнаты. Пройдя столовую, мы вошли в библиотеку. Тот же странный белый свет струился с потолка; массивные полки палисандрового дерева были заполнены громадным числом книг; мягкие диваны стояли вокруг длинного стола, заваленного журналами. Мой собеседник предложил мне сигару. Я затянулся.
— Какой чудесный вкус! — воскликнул я. — Где вы достаете эти сигары?
— Там, где их еще никто не доставал.
Мое удивление росло с каждой минутой. Мы вошли в комнату, еще большую, чем те, где мы были прежде. По стенам висели полотна лучших мастеров; белоснежный мрамор и вечная бронза приковывали взгляд. Дхарматма с улыбкой смотрел на мое изумление.
— А как вам понравится это? — спросил он меня.
Совершенно неожиданно комната погрузилась во мрак; что-то скрипнуло, как будто открылась задвижная дверь, и два больших окна появились перед нашими глазами; зеленовато-синяя прозрачная стена скользила мимо окон, заливая комнату бледным матовым светом. Большая рыба метнулась перед окном и исчезла. Судно опускалось в глубину!
XV. Воспоминания
Я не удержался и прервал рассказ старика. Мы сидели на глыбе гранита, следя за огнем в доменной печи. Руда начала плавиться, и слышно было глухое клокотание металла.
Когда я услыхал слова: «Судно опускалось в глубину!», — ряд воспоминаний прорезал мой мозг, и я воскликнул:
— Этот корабль был «Наутилус»! Человека звали капитан Немо!
Старик на мгновение оцепенел от изумления, потом вскочил на ноги и схватил меня за руку.
— Как! Ты… ты… ты его знаешь?