Наследство Катарины
Шрифт:
– Нет! Ты спятила? Мне никто не нужен! Я люблю только его!
– Да. Но его нет. И не будет. Когда ты очнёшься? Оттуда не возвращаются. – Печально произнесла Света и отхлебнула ещё из стакана.
– И правда не возвращаются. – Колесики закрутились, завертелись, тёмные мысли поселились в душе, разъедая её, словно яд.
Света уложила её спать на диване, а сама нетвердой походкой прошла в спальню. Кошмары вновь одолевали Катарину, она видела его, живого, здорового, а потом он умирал у неё на руках, снова и снова, а она кричала, неистово, до хрипоты, выпуская наружу боль, с которой не могла справиться. Она проснулась посреди ночи в холодном поту и примостилась на подоконнике. Ночь была тихой, снегопад закончился, деревья накрыло белыми шапками, на небе появились звезды. И она вновь окунулась в воспоминания.
Он пригласил её на свидание на следующий же день после происшествия. Дежуря под окном добрых пару часов, он отморозил себе щёки. Она сжалилась над ним и вышла, принимаясь растирать шерстяными варежками лицо, спасая ситуацию.
– Извини. Ты, наверное, ещё не готова. Я подожду, можешь не переживать из за этого. Ради тебя я готов ждать годами. – Выглядел он абсолютно серьёзным, впервые она видела его таким.
Катарина испугалась, ладони вспотели, но упускать момент не хотела, собралась с духом и поцеловала его сама. И он ответил. И они целовались всю ночь напролёт. Столько лет она ждала чего-то подобного, столько мечтала об этом, и не могла поверить, что это не сон.
Она взяла Светкины сигареты, повертела в руках пачку, закурила, втянула поглубже, как та и учила, и закашлялась. Ей никогда не хотелось травить себя, тем более таким изощрённым, медленным способом, но теперь, когда мир рухнул, можно было и поменять привычки. Она затянулась ещё и прокашлялась чуть меньше. «Я смогу освоить привычку, есть перспективы», – подумала она невесело.
Их первую ночь вместе она старалась не вспоминать, считала момент нежным, непередаваемым, и он мог погрузить в моральный ступор на многие часы, а может и дни, этот урок был ей усвоен. К тому же, она никогда не смогла бы описать это словами, и тем более воспроизвести в памяти. Некоторые ощущения хороши лишь на практике. А вот день свадьбы оказался, непременно, самым счастливым в жизни.
– Поторопись мы опаздываем! Жених уже давно здесь! Ну что ты копаешься? – Кричала истерично мать, а она будто бы слышала её где-то на заднем фоне, нервы пробивали в ней брешь, руки тряслись с самого утра.
«Он здесь. Уже здесь». Она не была приверженкой традиций, идея выкупа была ей совсем непонятна, и она даже пыталась настоять на отмене никчёмного процесса, но мать и свекровь заняли оборонительную позицию, были тверды и несгибаемы. Последняя оказалась схожей с её матерью, за исключением своей плодовитости – пятерых детей в семье, и командного характера, который повергал в ужас всех её членов, за исключением Ромки, но и тот чаще всего предпочитал не связываться. Катарина стояла в спальне, облачённая в шикарное, пышное, белое платье с длиннющим шлейфом и фатой, никак не желающей крепиться к волосам. На помощь подоспела сестра жениха – Светка, ставшая ей подругой за прошедший выпускной год. Между ней и братом существовала особая связь и уйма секретов, подобраться к которым не было ни единого шанса. Она часто замечала, как они шепчутся о чём-то с серьёзными лицами, и, поначалу, даже обижалась на него за это. Внешне они были совершенно не схожи, абсолютно ничем. По правде говоря, Ромка не был похож ни на одного из членов своей семьи и на подобные вопросы отвечал, что пошёл скорее в отца, который был военным и рано оставил их. Она вдруг поняла, что панически боится забыть его лицо, родное и светлое. Светка тогда исправила ситуацию, поддержала, обняла. Дрожь ушла, сменяясь нетерпеливым ожиданием. Он вошёл в квартиру и выкрикивал во всё горло: «Я люблю тебя!». И это был нечестный ход, ведь по сценарию он должен был угадать в какой она комнате. А она выбежала в прихожую и повисла у него на шее. Толпа гостей ликовала. На негнущихся ногах она прошла по ковровой дорожке и предстала перед работником загса, а он сжимал до боли в пальцах её руку, будто бы опасаясь, что она вот-вот ускользнёт. Обменявшись кольцами, они поклялись в вечной любви, и в горе, и в радости, и скрепили союз поцелуем. Волшебный день стал началом новой, интересной жизни, заполненной любимым мужем, его родственниками, семейными праздниками, пикниками, поездками заграницу. Он носил её на руках, оберегал, ценил, восхищался. А она слепо обожала в ответ, не задаваясь лишними, как она раньше считала, вопросами. Если бы только она была немного хитрее и подозрительнее, как множество других, быть может сейчас не осталась бы у разбитого корыта. В который раз она ловила себя на этой мысли, не борясь больше с подступившим приступом истерики. Тихие, сдавленные всхлипы нарушили тишину ночи.
Она вновь прогуляла работу. Не приняв душ, взяла такси и поехала в их квартиру, приносившую весь последний год столько боли. Она подумывала продать, но на это не хватало сил и участия, было неприятно разговаривать с кем-то по телефону, для экстренной связи она пользовалась смс. Закрывшись ото всех, отгородившись, она стала далёкой и для себя самой. Там были их совместные вещи и фотографии, которые она пересматривала так часто, что затёрла до дыр. Это жилище как бы рассказывало гостю грустную историю о них двоих, о том, как всё начиналось, и чем в конечном итоге обернулось. Рыжий кот подлетел, едва не сбив с ног, тёрся и орал, как сумасшедший. Она неохотно потрепала «Бродягу» по загривку и положила ему в миску еды. «Неблагодарное существо только жрёт». Она не любила его, кота приволок Ромка, назвал «Бродягой» и не выпускал из рук. А когда хамоватый кот стал вытеснять её, устраиваясь на руках у любимого, она начала испытывать к нему откровенную неприязнь.
Они жили вместе всего ничего, всё было чудесно, сказочный принц, королевские будни. Но со временем он стал отдаляться. Каждая женщина чувствует перемены в отношении к ней мужчины, и Катарина не была исключением. Она переживала, дёргалась, думала, накручивала, но боялась спросить, что происходит. Он как-то грустно смотрел на неё, но не переставал быть с ней ласков. Позже он стал задерживаться на работе, и часто, иногда пропадая на несколько суток. Она не спала, худела от стресса, теряла волосы и рассудок, но никогда не шла на конфликт, боясь потерять и то, что имеет. Страх так глубоко засел в сердце, что она вздрагивала по ночам, просыпаясь в обнимку с подушкой, холодной, пропитанной родным, любимым запахом. Она не спрашивала его, кем тот работает. Он же говорил что-то про фирму, большие капиталы, чёрную зарплату, она не вникала в аспекты. Сама, после получения диплома, устроилась в компанию, которая организовывала праздники. Была простым менеджером, а потом открыла талант к фотографии. Так, в жизни у неё появилось любимое дело. У них дома было множество фоток, развешанных на каждом кусочке свободного места, и на каждой изображён он – её любовь, боль, муза, совершенство.
Как-то раз он рано приехал с работы, взвинченный, шальной, глаза бегали, трясся, как продрогший щенок. Он хаотично собирал вещи в чемодан, то и дело утирая ладонью пот с лица.
– Собирайся и быстро. Мы уезжаем. В отпуск. – Сбивчиво пролепетал он.
Она не стала расспрашивать, быстро собрала вещи, и через пару часов они проходили таможню в аэропорту. Когда самолёт взмыл вверх, она осторожно взяла его за руку и заглянула в чёрные, бездонные глаза.
– Что происходит родной? К чему спешка? – Еле слышно спросила она, и он замялся, нахмурив брови.
– Проблемы на работе. Не бери в голову. Я слишком устал, нужно отдохнуть, снять напряжение. – Он помолчал немного, поцеловал в губы так, как раньше, и она затрепетала в ответ. – Рим. Тебе там понравится. Ты ведь там не была?
– Нет. Я была только в двух странах, Рим не входит в мой список стран обязательных для посещения. – Она улыбнулась, а он прижал её к себе крепче, обстановка, наконец, разрядилась.
Из того путешествия она привезла миллион фотографий. Изящные произведения архитектуры, амфитеатры, Колизей и конечно же Ватикан. Последний поразил и влюбил в себя раз и навсегда, несмотря на кровопролитную историю. Человек способен создавать уникальные, ошеломляющие вещи, следуя за мечтой, повинуясь сердцу и чувствам. Она открылась, зажглась как звезда и горела ярче солнца, освещая и его путь, надеясь на то, что запала хватит для них двоих. Теперь же мир был во мраке, в глазах туман, а в сердце лёд, замораживающий настолько, что болело в груди.
Она плюхнулась на покрытый рыжей шерстью диван, включила телевизор и незаметно для себя самой задремала. Во сне она, как и всегда, видела его, он отговаривал так жить, просил не спешить к нему, просил прощения. Она соглашалась с аргументами, понимая разумность, но сердце не хотело стучать, а душа умирала здесь на Земле, томилась в теле. Проснувшись, она открыла ещё вина и опрокинула залпом стакан, поперхнувшись. Кот перестал вылизывать лапу и высокомерно смотрел на неё из кресла. Она открыла компьютер, проверила почту. «С работы, с работы, с работы. Больше я никому не нужна». Подталкиваемая внутренними демонами, жалея себя, оплакивая утраченное счастье, она подошла к той черте, через которую переступать нельзя. Решение было принято пару недель назад, она медлила, взвешивала за и против, посещала друзей, родных, ночевала у всех, создавая свой собственный ритуал прощания, безмолвный, ужасающий. Способ она выбрала экстремальный. Таблетки она ненавидела, пистолет пугал до чёртиков, падение с высоты превратило бы в лепёшку. Поэтому, являясь себялюбивой девушкой, она решила повеситься. Почему именно сейчас? В этот день? Да просто потому, что она созрела для сего действия. Целый год она оплакивала его, жила прошлым, на Земле от неё оставалась лишь оболочка, пустой сосуд. Перекинув веревку и как следует закрепив на люстре, она встала на стул. Петля на шее была крепко затянута, Катарина оглядела мрачное, затхлое место в котором жила, и которое когда-то было центром её вселенной. Ноги скользнули, табурет стал уходить из под них, а на экране ноутбука внезапно замигало новое сообщение. Она быстро вернула равновесие и скинула с себя петлю, содрогаясь и задыхаясь. Ненависть к себе захлестнула её изнутри. «Я справлялась с одиночеством всю свою жизнь! Я не тряпка! И не стану этого делать!». Туман перед глазами развеялся, и она ужаснулась от того, что задумывала совершить. Письмо продолжало мигать, приглашая к прочтению. Она отискала мышку, сама же в пьяном угаре зашвырнувшая её об стену, и открыла письмо. Написано оно было не на русском языке, к счастью она хорошо знала несколько других, включая немецкий.