Наследство от Данаи
Шрифт:
Саша, правда, успела дважды побывать на их свиданиях. Первый раз Тамила, как автор идеи, предложила игру в волейбол вчетвером, а потом они вместе прогуливались по поселку, бродили по аллеям центрального парка, гуляли возле памятника Неизвестному Солдату, возвышавшегося над совсем молодыми деревцами. Позже все вместе провели домой Сашу, потом — Тамилку. Кстати, в этот день велосипед вел Сергей, а Игорь держал Тамилку под руку.
На второй вечер, проведенный с Сашей, Тамилка предложила:
— Давайте играть в волейбол попарно. Кое-кто из нас часто пропускает подачи, а мне лень каждый раз бегать за мячом.
— Давайте! — интуитивно понял ее Игорь, которому весьма не нравилась перспектива играть с этой прибацаной Сашей. Зачем Тамилка выдумала ее сюда приглашать? Вот пусть ее дорогой Сергей и играет с этой подругой, тем более что, кажется, милая гостя не понимает своего места и посматривает на Сергея снисходительнее, чем Тамилка. — Пусть Саша первой выбирает себе партнера, она у нас новенькая.
— Сергея выбираю, — научено сказала та, опустив глаза вниз.
Тамилка бросила им мяч с деланно разочарованным видом.
— В вашем распоряжении двадцать минут. Я засекаю время, — и посмотрела на часы, словно была решительно настроена отсчитать именно двадцать минут.
— Чувствую, скоро мне придется объясняться с Cepгеем? — встретил Тамилкину улыбку Игорь.
— Объяснишься. Разве нет?
— Не хочу терять друга.
— А без этого нельзя обойтись? Может, помочь?
— Нет! — мальчишку задело ее сомнение в его дипломатических способностях.
Это был хороший вечер, хотя Игорь и должен был идти провожать домой Сашу. Сергей же в конце концов остался со своей королевой, но снисхождения в ее сердце не нашел. Тяжелое предчувствие потери, приближающейся к нему, охватило душу и не отпускало ее.
— Тамила, — решился заговорить он, держа ее за руку, — мне как-то тревожно.
— Почему? — сделала та удивленные глаза. — Все так чудесно.
— Эти встречи, то втроем, то вчетвером... Мы уже не дети. Разве это нормально для взрослых?
— Взрослых? — Тамилка подняла брови, наморщила лоб. — Нам еще надо закончить школу. Куда ты спешишь? Будь сдержаннее.
— Да, ты права! И все же, что-то не то с нами происходит, — настаивал на своем Сергей.
— Не с нами, а с тобой. Ведь так?
— Возможно. Но потому, что ты...
— Не привязывай меня к своим недоразумениям, сначала разберись с ними сам. Хорошо?
— Хорошо.
Но со следующего дня у наших героев началась новая жизнь.
5
«Почему я, глупая, не вела дневник? — упрекала себя Раиса Ивановна. — О своем боялась вспоминать, так хотя бы о людях записывала. Сколько воды утекло, интересных судеб забылось, сколько маленьких, незаметных на первый взгляд подвигов кануло в вечность!».
День угасал медленно, неохотно, как ребенок, растревоженный беготней, игрой не хочет укладываться спать. Солнце садилось неторопливо, без желания. Запад затянула облачность — ровная, серая, непрозрачная. Но раскаленный шар все равно пробивал сквозь нее свой безупречно четкий абрис. И стало видно, какой он на самом деле маленький, даже меньше луны, вот едва выткнувшейся на небосклон.
Светило погружалось в горизонт, и было в том что-то сверхъестественное, ощущалось принуждение законов, пренебрегать которыми ему было не под силу. Оно вставало на цыпочки и последними лучами тянулось к зениту, лежащему выше неказистой пелены, укутывающей небо, и там красило бело-розовым цветом отдельные нагромождения туч. Поэтому они почти горели на помрачневшем фоне. Потом донышко космоса потемнело еще больше, а тучи вылиняли от розового, и только их белая пушистость соревновалась в решительности с чернотой бездны, утыканной полыханием звезд.
Раиса Ивановна любила наблюдать заход или восход солнца, а когда при полной луне на нее накатывала бессонница, то и ночной променад последней.
С некоторых пор у нее появилась потребность в художественном сочинительстве, чтобы удержать в памяти увиденное и услышанное, прожитое и осознанное. Но теперь, понимала она, будет очень тяжело воссоздать девочку из далекого детства и передать ее впечатления. Возможно, память сохранила отдельные фрагменты старины, отдельные факты прошлого и они всплывут на поверхность, надо лишь потянуть за веревочку воспоминаний, но вся сложность мировосприятия, эмоциональная окраска тех самых фрагментов и фактов, бесспорно, уже стерлись частично или полностью, уже забылись повседневные мелочи, без которых ее рассказ будет безжизненным.
Прошедшие годы вдруг показались ей трагически утраченными. Ведь от них ничего не осталось! Дети? Так они выросли и превратились в объективную реальность, а ее причастность к этой реальности стала условной, ведь со времени ее возникновения и до сего часа она больше забыла, чем помнит. К чему и стремилась!
Уже давно зашло солнце. Луна упрямо пробралась сквозь деревья парка, цеплявшиеся за нее ветвями и, казалось, раздиравшие в клочья ее ровный край, и воссияла на небе. Округлые щечки, разгоряченные упорной борьбой, немного поутратили румянца, от чего она побледнела, уменьшилась в размерах, и на ее поверхности прорезались темные фигуры Авеля и Каина, застывшие в вечном поединке за благосклонность отца.
Что мы знаем о них? Миф. Ой, нет, это образ, правда событий, переданная через века устной традицией пращуров. Разве такое возможно? Возможно. Видно, понял однажды какой-либо мудрец, что дети в семье всегда тяжело делят родителей между собой, и придумал поучительную притчу. Причем, это поучение касалось не сынов, как мы привыкли трактовать, а родителей — сумели детей народить, так потрудитесь понять их и относиться к ним с равной мерой любви и заботы.
Раиса Ивановна отошла от окна, в темноте нащупала настольную лампу и нажала на кнопку включателя, зажигая свет. Что-то беспокоило ее. Невыразимое, неуловимое, нечеткое. Что же?