Наследство Пенмаров
Шрифт:
— Это похоже на развод, — заметил я, озадаченный.
— Это немного похоже. Но при раздельной жизни брак все еще существует, а при разводе брак перестает существовать, и обе стороны опять могут вступить в брак.
— Ей надо с ним развестись! — сердито сказал Уильям. — Какой смысл в раздельной жизни? Это несправедливо!
— Я знаю, что ее решение — правильное или неправильное — очень неприятно для нас всех, — согласилась мама без колебаний, — но мы должны помнить, что для папы это еще хуже, потому что ему неприятно, когда мы
— А судья решит в пользу папы?
— Мы еще не знаем, что он решит. Но я думаю, что вам нужно знать, что дети могут приехать сюда. Миссис Касталлак ведет себя не очень разумно, и судья может решить, что ей нельзя оставить даже девочек. Но что бы ни случилось с девочками, папа почти наверняка получит опекунство над мальчиками, поэтому…
— Надо всеми мальчиками? — спросил я. — Даже над тем, что был в Брайтоне?
— Филипом? Да, конечно. Он лишь ненамного старше тебя, поэтому я уверена, что вы с ним скоро подружитесь.
Я замолчал. Даже тогда я уже знал, что мы с Филипом никогда не станем друзьями.
В конце рождественских каникул Уильям заболел, и мне не разрешили ехать в школу, пока карантин не закончился. У него была дифтерия. Мама неотлучно была при нем, а папа, который от усталости тоже выглядел нездоровым, мотался между комнатой больного в Алленгейте и судами в Лондоне. Наконец мне разрешили вернуться в школу, а Уильям, которому к тому времени стало немного лучше, остался медленно выздоравливать дома. В марте мама повезла его на две недели в Швейцарию, чтобы он окончательно поправился. Я завидовал ему, потому что он развлекался в Альпах, в то время как мне приходилось упорно учиться.
Когда я приехал домой на весенние каникулы, папа встречал меня на вокзале, а рядом с ним на платформе стоял худой, бледный Уильям, который недавно вернулся из Швейцарии.
— Уильям! — радостно кинулся к нему я. — Ты хорошо провел время? Спасибо за открытку! У тебя по-прежнему осложнение на сердце?
— У меня высокое давление, — важно сказал Уильям, — но в остальном я здоров, спасибо.
Папа обнял меня и погладил по голове:
— Ты хорошо доехал?
Я кивнул и осмотрел платформу:
— А где мама?
— Она ждет тебя дома, — сказал папа, — с детьми.
Я остановился как вкопанный. На секунду я встретился взглядом с глазами Уильяма, темными и внимательными. Он на момент состроил гримасу.
— Со всеми детьми, — сказал папа, подумав. — Я привез девочек и Хью неделю назад, а Маркус и Филип приехали из школы в Суррее позавчера. А теперь давай найдем твой багаж и поедем домой.
Как только мы остались одни, я прошипел Уильяму:
— Почему ты не написал мне об этом? Ты ни словом не обмолвился об этом в своих письмах!
— Меня мама просила, потому что не хотела, чтобы ты волновался так далеко от дома. А когда я болел, то все равно писать не мог…
— Какие они?
— Ну, Маркус вполне приличный парень, Хью довольно безобиден, девчонки — просто девчонки, а Филип — это просто кошмар. Самый противный тип, какого я знаю.
У меня волосы встали дыбом.
— Я так и знал, — сказал я. — Я так и знал. Я к нему даже не подойду.
— Придется. Ты будешь жить с ним с одной комнате.
— Что?!
— Спален на всех не хватает. Я живу в одной комнате с Маркусом, и папа сказал, что поскольку вы с Филипом одного возраста…
Я пошел от него прочь. Я прошагал по платформе, подошел к папе и объявил твердо, как только мог:
— Папа, я не хочу жить в одной комнате ни с кем, кроме Уильяма. Не можешь ли ты устроить так, чтобы…
— В карету, Адриан, — коротко сказал папа. — Семейные дела на платформе не обсуждают.
В карете я опять попробовал гнуть свое.
— Папа, я не против жить в одной комнате с Уильямом, но я не хочу жить с…
— Ты сделаешь так, как тебе велят, — сказал он резким, твердым голосом, каким никогда прежде со мной не разговаривал, — и точка!
Я замолчал. Я смотрел на него, мои щеки горели, и я подумал в отчаянии: мы ему больше не нужны. Ему нужны другие дети. И когда карета покатила к Алленгейту, слезы неожиданно защипали мне глаза.
Нас вышла встречать мама, она обняла меня так же тепло, как и всегда. Она выглядела совсем как раньше и была так спокойна, что я обнимал ее немного дольше, чем раньше. Когда я наконец ее отпустил и повернулся к открытой двери, я увидел две пары голубых глаз, с любопытством меня разглядывающих.
— Дорогой Адриан, — сказала мама, — познакомься: это Хью, а это Жанна. Хью семь лет, а Жанне пять.
Я холодно на них посмотрел. Маленькая девочка повернулась и в смущении убежала в холл, а мальчик улыбнулся мне. У него была очень приятная улыбка, открытая и искренняя. Золотистые волосы и голубые глаза придавали ему очень невинный вид.
— Ну же, Адриан, — сказал папа. — Где же твои манеры?
Щеки мои опять запылали.
— Привет, — сказал я мальчику.
— Здравствуй, — вежливо ответил Хью и протянул руку.
Помедлив, я пожал ее и отвернулся.
— Как поживаешь, дорогая мама? — четко произнес я. — Спасибо за чудесные открытки из Швейцарии.
— Они тебе понравились? Там так красиво, в следующий раз тебе тоже надо будет поехать и увидеть все своими глазами, — она взяла меня за руку и крепко ее сжала. — Пойдем, ты познакомишься с Маркусом и Марианой.