Наследство Пенмаров
Шрифт:
— Ах, Маркус, ну какая разница? — нетерпеливо заметила Мариана. — Противный ребенок родился, и все тут. Интересно, пришлют ли его в Алленгейт?
— Да, — сказал Маркус, — но я не понимаю…
— Мариана права, — произнес Уильям. — Теперь это не имеет значения. Какого черта. Мне все равно. — Он неловко поднялся из-за стола. — Я не хочу есть. Пойду покатаюсь верхом.
Он вышел из комнаты. Маркус и Мариана начали спорить о том, пришлют ли младенца в Алленгейт или нет. Я погонял кусочек яичницы по тарелке, потом оттолкнул стул и выбежал за Уильямом.
Он седлал лошадь.
—
— Заткнись, — сказал Уильям. — Я не хочу разговаривать.
— Уильям, пожалуйста! — Я почувствовал, как паника волной пробежала по позвоночнику. — Я не совсем понимаю, но хочу знать. Это значит, что в Брайтоне…
— Да, конечно, это значит то, что значит! Не будь таким дураком! Или ты ничего не знаешь о жизни?
После трех триместров, проведенных среди девяноста мальчиков в возрасте от восьми до тринадцати, я уже смутно понимал основные биологические принципы, но все это по-прежнему казалось мне тревожаще-гротескным. Я пытался разобраться в простейших фактах и аккуратно классифицировать их.
— Но, Уильям, — сказал я, — если папа любит маму…
— Заткнись, — сказал Уильям.
— …Почему он целовал миссис Касталлак… и все остальное? Он, что ли, любит и ее и маму? Я не понимаю.
— О Боже, — сказал Уильям, — это проще пареной репы. Ты еще такой ребенок, Адриан. Я понимаю, с этим ничего не поделаешь, но…
— Тогда скажи мне! Объясни! Мне нужно знать!
— Нечего говорить. Папа жил с двумя женщинами одновременно годами, вот и все, так и жил, пока миссис Касталлак не решила пойти в суд, чтобы жить раздельно. Это просто доказывает, какой обман — брак. Даже если бы он был женат на маме, он бы все равно приезжал к миссис Касталлак, как только подворачивался случай, а то, что произошло в Брайтоне, все равно произошло бы, вне зависимости от того, на ком он был бы женат… Брак ничего не значит. Он мог выбирать между двумя женщинами, поэтому выбрал обеих.
— Это неправильно, — сразу сказал я. — Это плохо.
— Это не плохо. Как это может быть плохо? Папа не плохой человек.
— Но если папа любит маму…
— Ах, ради Бога, перестань рассуждать так, словно живешь в сказке! Я не верю, что есть настоящая любовь. Просто сейчас папе больше нравится мама, чем миссис Касталлак, вот и все. Он живет с ней, потому что она ему нравится. Но когда дело доходит до другого, ему все равно, кто ему нравится больше, он просто это делает, раз подворачивается возможность. Наверно, ему надоедает делать это все время с одной и той же женщиной и время от времени нужно разнообразие.
Я безнадежно запутался.
— Но ведь настоящая любовь есть! — запротестовал я. — Они оба говорили, что любят друг друга! Тогда почему же папа изменил маме?
— Он ей не изменял! Он же не женат на ней!
— Изменил! — упрямо сказал я. — Она любит его, а он любит ее, и это все равно, как если бы они были женаты. Но он ее предал. Я просто этого не понимаю.
— Что ж, по всей видимости, мама нравится ему больше, если он по-прежнему живет с ней. — Он отвернулся. — Разве не понимаешь, что то, что произошло с миссис Касталлак в Брайтоне, было совершенно заурядной историей? Это не значит, что папа меньше любит маму, это вообще ничего не значит… Когда я вырасту, у меня будут только заурядные истории, я никогда не женюсь, а если какая-нибудь женщина понравится мне больше других, я буду с ней жить, и все равно у меня будут заурядные истории, когда мне захочется.
— Но это плохо!
— Почему? Мне кажется, что гораздо хуже жениться и обещать любить всегда, если потом все равно нарушишь обещание и обидишь людей, которые этого не заслуживают.
— Но… — Меня неожиданно затошнило. Заболела голова. — Брак и настоящая любовь — это хорошо, — упрямо повторил я, — а заурядные истории — это плохо. Мне так папа говорил. Бог прощает настоящую любовь, а не заурядные истории. У меня никогда не будет заурядных историй, а если я полюблю, то постараюсь на той, кого люблю, жениться. Грешно любить и не жениться, если это возможно. Это прелюбодеяние.
— Ах, не будь же таким святошей, — сказал Уильям, выводя лошадь во двор. — Ты прекрасно понимаешь, что если бы не прелюбодеяние, никого бы из нас не было на свете.
— Но, Уильям…
— Успокойся, черт тебя побери! Разве не видишь, что я не хочу об этом говорить? — В его глазах блестели слезы. — Оставь меня в покое!
Он отвернулся от меня, сел на лошадь и галопом поскакал к успокаивающему одиночеству леса.
Я был ужасно расстроен и неважно чувствовал себя из-за беспокойства. Я долго искал маму и наконец нашел ее в будуаре. Она проверяла счета.
— Мама, — сказал я несчастным голосом, вертясь вокруг нее, как какая-нибудь неугомонная муха. — Ты расстроилась из-за ребенка?
Она ответила не сразу. Она проверяла счет от мясника.
— Мне жаль, что бедный малыш, — произнесла она наконец, — пришел в этот мир нежеланным и нелюбимым.
— Ты сердишься на папу?
— Нет.
— Почему?
— Потому что я слишком люблю его, чтобы долго на него сердиться.
— А ты знала, что должен родиться ребенок?
— Да, папа сказал мне некоторое время назад.
— Ты расстроилась, когда он сказал?
— Не из-за себя. Я тогда уже знала, что миссис Касталлак хочет жить раздельно и что папа больше к ней не вернется.
— Но разве ты не рассердилась на папу за то, что он стал причиной появления ребенка? Он ведь не должен был этого делать. Это было плохо.
— Не в глазах церкви, — сказала мама. — Папа должен был пытаться жить с женой, хотя они и были несчастливы. Когда муж и жена живут вместе, естественно, появляются дети. Но теперь все изменилось, потому что по закону он и миссис Касталлак будут жить раздельно, он больше не должен с ней жить, поэтому детей больше не будет.
Постепенно мне становилось лучше.
— Значит, папа и правда все время любил тебя больше, чем ее. Он виделся с миссис Касталлак просто потому, что пытался быть хорошим. — Переваривая информацию, я принялся рассеянно листать календарь у нее на столе. — Но, мама…
— Да?
— Я понимаю, что папа делал хорошо, выполняя свой долг, но разве ты не расстраивалась, когда он ездил к миссис Касталлак?
— Наверное, расстраивалась миссис Касталлак, — сказала мама, — когда он ездил ко мне.