Наследство последнего императора
Шрифт:
– С какой стати сам? – пробасил Юровский, уже не скрывая раздражения. – Все решил президиум исполкома. Решение советской власти. Оно для нас – закон. Я ж тебе сказал: ты должен привезти мне постановление.
– Я-то привезу, – с вызовом заявил Ермаков. – У меня еще время есть. Но ты здесь тоже не очень-то вольничай. Если что – персонально ответишь.
– Уже отвечаю. Персонально, – медленно вскипая, ответил Юровский. – Ну, все! Хватит болтовни! Собрался? Давай за работу! Голова есть? Пусть тоже работает, – приказал
Оказалось, что предложений у верх-исетского военкома нет никаких. Он с четверть часа чесал в затылке и, наконец, что-то вычесал.
– Делаем так… – заговорил Ермаков.
В комендантскую вошли Кудрин и Никулин.
– Вы как раз ко времени, сынки! – отметил Юровский. – Давайте-ка предложения по порядку исполнения задачи. Как будем действовать?
Но Кудрин и Никулин тоже, словно в рот воды набрали. Так все и сидели в духоте караулки, бессмысленно глядя друг на друга и обливаясь потом. Было слышно, как об оконное стекло бьется громадная синяя муха. За ней, не отрываясь, наблюдал Ермаков. Потом встал, подошел к окну и с хрустом раздавил муху пальцем.
– Трупная, – сообщил он, разглядывая мокрое пятно на стекле. – Ишь, примчалась загодя! И откуда они все так быстро узнают? Шпионов своих, что ли, рассылают?
– Рассылают, рассылают! – усмехнулся Медведев.
– Так, внимание! Предлагаю! – вдруг командирским тоном заговорил Ермаков. – Стало быть, чтоб без лишнего шума… Надо их, «артистов нашего театра», забросать гранатами.
– Прямо в доме, в комнате? – спросил Юровский.
– А где ж еще?
– Так, по-твоему, без шума будет? – усомнился Никулин.
– А… Ну, значит, я… – отступил Ермаков. – Я по-другому хотел сказать. Но тогда давай сначала ты! – ткнул он пальцем в сторону Никулина. – А я потом уточню свое.
Но тот ничего не придумал.
– Делать все надо, действительно, без шума, тихо, – проговорил Юровский. – Для таких случаев лучше всего холодное оружие. Штык или кинжал. И заколоть их всех во сне – в прямо кроватях. Чтоб сразу – без мучений и криков. А от твоего варианта, Петр, грохот станет на весь город. Народ подумает: чехи ворвались. Поднимется стрельба, красная гвардия и отряды чека друг в друга палить начнут.
Ермаков расхохотался.
– Точно! – заявил он. – Ты прав, Юровский! Так и будет. Ну, давай все-таки сделаем по-моему! Все же повеселее.
– Ты что же – не слышал, что я тебе сказал? – спросил Юровский.
– Ну? – криво усмехнулся Ермаков. – Что ты там еще мне сказал?
– Чтоб балаган не устраивал. Не на ярмарке.
– Полегче, полегче! – угрожающе повысил голос Ермаков. Теперь от него ясно запахло самогоном. – Ты мне не начальство. Раскомандовался тут!..
– Ошибаешься, Петр. Повторяю специально для тебя. В последний раз повторяю. В этом здании я тебе не только начальник, но и командир, – жестко произнес Юровский. – И ты будешь выполнять мои приказы. Окажешь неповиновение – заставлю. Если понадобится – заставлю силой оружия. Понял? Не слышу! Понял?
Ермаков примирительно поднял руки.
– Ну-ну, Юровский, не кипятись! Мы же свои люди. Товарищи по партии. Одно дело делаем… Зачем на ссору обоим нарываться? На радость врагу.
– Вот и я думаю: зачем? – бесстрастно произнес Юровский. – Тогда к делу! Так что ты насчет холодного оружия?
– Какого?
– Кинжала – какого же еще! – вмешался Медведев. – Мы знаем, кто и где из них спит. Давайте определимся – кто и кого, чтоб в самый момент путаницы не вышло.
– Мне – царя! – потребовал Ермаков. – Николай Второй Кровавый и Последний обязан получить свое возмездие от карающей руки уральского пролетария!
– Нет – мне! – неожиданно возразил Кудрин. – Я тоже из пролетариев!
– Что-о-о? – вскипел Ермаков. – Ты такой пролетарий, как я папа римский!
– Да тихо вы! – прикрикнул на них Никулин. – Разорались… Палачи-любители…
– Тебя-то императором за что награждать? – раскалялся Ермаков и пошел на Кудрина, выгнув грудь. – Какие-такие у тебя такие заслуги перед советской властью? Может, ты за нее кровь проливал, как я? Нет – ты штаны протирал по конторам, когда я погибал под эсеровскими пулями! Я комиссар Верхне-Исетска, меня народ знает и уважает, рабочий класс любит, а ты – конторская крыса!.. За что тебе императора?!
– Прекратить! – загремел Юровский, и Ермаков невольно вздрогнул, словно у него над ухом выстрелила пушка. – Как не стыдно! А от тебя, сынок, я не ожидал… – укоризненно сказал он Кудрину.
Кудрин промолчал.
– Вот как мы решим, – сказал комендант, – бросим жребий.
Он достал из кармана пиджака «Тетрадь фельдшера», с которой никогда не расставался, вытащил из нее чистый лист, аккуратно разорвал на семь равных полосок и сел писать имена. Писал он медленно и неуверенно, громадными буквами, отчего Ермаков заключил, что с грамотой у Юровского плоховато. Наконец комендант свернул бумажки в трубочки, снял с гвоздя свою кожаную фуражку, перемешал в ней записки и предложил Ермакову:
– Начинай ты, раз уж так тебе хочется!
Ермаков долго шарил в фуражке, вслепую перебирая записки, потому плюнул и решился. Медленно развернул трубочку, долго смотрел на нее. Даже слишком долго.
– Ха! – торжествующе крикнул он. Сложил кукиш и поднес его к носу Кудрина. – Вот тебе царь! Выкуси! Мой Николашка!
– Неужели? – удивился Никулин.
– На! Читай! – швырнул ему записку Ермаков.
– В самом деле, – признал Никулин. – Царь твой.
Как ни странно, Кудрину досталась императрица.