Шрифт:
Глава первая
Меня зовут Лариса Сергеевна Киреева. Мне двадцать пять лет. Я — бизнесвумен. Это английское словечко прижилось в нашем лексиконе, наверное, потому, что аналогичное русское — деловая женщина, — во–первых, длиннее для произношения, а во–вторых, прилагательное «деловая» кажется слишком уж затертым и смахивает на блатной жаргон. «Ты — деловая, да?» — обычно говорят женщине, когда хотят ее задеть…
Но это я отвлеклась. От анкеты, которую мне подсунул мой — опять английское словечко! — бойфренд Коля Дольский. Он вообще обожает всякие анкеты и тестирования,
Тут я умываю руки. Мнение насчет известности его как журналиста сугубо Колино, я в этих делах не разбираюсь. И если читаю местные газеты, то лишь когда господин Дольский сует их мне под нос со словами: «На, почитай! Хоть будешь знать о проблемах своей малой родины. В том ключе, в каком их подает профессионал».
Коля прав, женщине нужно гордиться своим возлюбленным, но мне как–то все равно, каков он как профессионал. Достаточно того, что я считаю Дольского неплохим человеком. Профессионализмом Николаши пусть озабочивается редактор.
Хорошо, сам ведущий журналист об этом не догадывается, а то шуму было бы, не приведи Господь!
Моя мама смирилась… вернее, пытается смириться с тем, что я не выхожу замуж, а живу с мужчиной в гражданском браке. Но поскольку для меня она хотела бы совсем не такого мужа, как Дольский, то и предпочитает не вмешиваться. Авось вопрос решится сам собой.
Браком наши отношения трудно назвать. Даже гражданским. Все–таки он предполагает общее хозяйство, а я всего лишь изредка остаюсь ночевать в Колиной комнатушке в общежитии.
Куда больше мне нравится проводить ночи в родительском доме, где у меня отдельная комната, милые, привычные сердцу вещи и где я никогда не чувствую и малейшего напряжения, чего не скажешь о Колиной комнатушке. Куда может заявиться кто угодно. И где кровать расположена прямо напротив двери…
А еще моей маме никак не дается это самое словечко — бойфренд. Она не может его запомнить, потому частенько говорит мне: «Звонил твой этот, как его, грейпфрут!»
Дольский — человек предусмотрительный. Он никогда не станет плодить врагов, если можно взращивать друзей. К моей маме он откровенно подлизывается. То говорит, что у нее голос молоденький и он все время путает нас, то, увидев ее на каких–нибудь торжествах, где оказывается с ней вместе, восклицает: «Вы потрясающе выглядите, Софья Игоревна!»
Наверное, поэтому мама, хоть и скрепя сердце, Николашу принимает и позволяет целовать ей руки, когда приглашает Дольского на семейный ужин.
— Что за хренотень ты опять пишешь?!
Моя шефиня Ольга Кривенко. Вошла тихо, я и не услышала, вся в творческих муках. Прошествовала мимо меня к раковине за перегородкой помыть руки и протащила мимо шлейф ароматов дорогого французского парфюма.
— «Дыша духами и туманами!» — продекламировала я, нарочито жадно вдыхая воздух.
Олька все равно не разберется. По–моему, она вообще не знает наизусть ни одного стихотворения. А уж кому принадлежат те или иные строки, ее бесполезно и спрашивать…
Кривенко — технарь чистой воды. Окончила наш университет, факультет
Зато на периодику моя подруга обычно денег не жалеет и потому частенько рассказывает мне, что в стране происходит, где и с кем сейчас встречается наш президент, о чем говорят в Думе и какая из звезд эстрады выкинула очередной фортель, отчего «желтая пресса» с удовольствием полощет ее имя…
Я тоже окончила факультет прикладной математики, только в Москве, но, как всякий цивилизованный человек, несмотря на техническое образование, поэзию почитываю. Как и прозу самого разного направления — от Пелевина, Улицкой, Кортасара до Веллера. В ответ на информацию о событиях в стране и мире я образовываю подругу в вопросах литературы, и такой наш с ней симбиоз определенно дает положительные результаты. Мы с ней такие умные, просто дальше некуда.
— Ты как скажешь! — донеслось из–за перегородки; шефиня не оценила мою образованность в части цитирования Блока. Решила, наверное, что это экспромт.
Я опять склонилась над анкетой. «Как Вы считаете, — спрашивали умники, — строчки из стихотворения Некрасова «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет» к современной женщине применимы?»
А мне сразу пришли на ум современные же стихи: «Ей жить бы хотелось иначе, носить драгоценный наряд, но кони все скачут и скачут, а избы горят и горят!» К сожалению, я не могла вспомнить автора и мучилась бы еще неизвестно сколько времени, если бы не скользнула дальше по строчкам: «Ваше отношение к Ленину?» Этого я уже не смогла выдержать. Определенно разработчик анкеты все время старался скрестить ужа и ежа.
Потому я просто положила анкету в стол и обратила взор к вошедшей подруге.
— Опять Добровольский тебя озадачивает? — ехидно заметила Ольга, намеренно искажая фамилию моего дружка, кстати, самим им придуманную, потому что его подлинная звучностью не отличается. — Один раз послала бы его подальше и не знала никаких заморочек. А твоя глупая деликатность только плодит захребетников вроде Николки… Никто мне не звонил?
— Никто! Тишина и застой! — будто отрапортовала я, хотя могла бы и не злорадствовать — звонок, которого ждет Ольга, нужен нам обеим, но она была так уверена, что из Москвы ей позвонят, так воображала: «Он у меня в кармане!» — имея в виду нашего оптовика, что теперь я не прочь ее слегка укусить.
Здесь надо бы поподробнее рассказать, кто такая моя шефиня и кто я при ней. Как нам удалось таким молодым — шефиня чуть старше меня, ей двадцать восемь лет — стать соучредителями фирмы, продающей оргтехнику.
В свое время, когда я грызла гранит науки в Московском университете, со мной на курсе учился итальянец Серджио Карлоне. Вернувшись на родину, он с помощью родственников организовал фирму по продаже этой самой техники — компьютеров, принтеров, факсов и прочего.
В Италии ему было трудно развернуться из–за обилия конкурентов, и он не нашел ничего лучшего, как обратить свой взор на Россию. Не мудрствуя лукаво Серджио приехал в наш город, нашел меня и чуть ли не потребовал, чтобы я срочно подыскала ему надежных партнеров.