Наследство
Шрифт:
– Маан напекла вам с собой лепешек, – открыл вдруг рот Хаур. – Она сказала, ты плохо кормишь свою женщину, она слишком худая.
– Хм… – неопределенно ответил Генри.
– А я сказал, что ты всегда любил худых, – преспокойно продолжал делакот. – Но лепешки возьми.
– Непременно, – ответил мужчина, улыбнулся невольно. – Твоя Маан замечательно их печет. Поблагодари ее от меня.
– Прощаться не будешь?
– Время дорого, – мотнул головой Генри. – К полудню мы уже должны быть далеко.
Делакот только кивнул в ответ. За что Монтроз всегда ценил этих
Лошадей Генри выбрал быстро: они все были неплохи, а родственник еще посоветовал, каких уводить не стоит из-за подлости нрава или иного изъяна. Коней у племени было не так много, и Хаур знал каждого.
Ничего, решил Генри, обмен равноценный: он оставляет двух хороших лошадей и вороную, на вырученные от продажи которой деньги можно купить еще пяток обычных коняг, а забирает всего трёх. На этот раз ему глянулся караковый жеребчик, Марии-Антонии предназначался спокойный буланый мерин, а под поклажу Генри взял крепенькую лошадку неопределенной бурой масти. Хаур заверил, что все они достаточно выносливы и могут унести от погони, и не верить ему резона не было.
– Поехали, – сказал он Марии-Антонии, живо оседлав лошадей и разобравшись с вьюками. – Перекусим по дороге, нам вон гостинцев перепало.
Девушка и на этот раз ничего не сказала, она и вовсе была задумчива сверх меры. Молча уселась в седло, молча последовала за Генри, только обернулась несколько раз на становище, которое как раз пробудилось и начало готовиться к дальнему походу, как повелел вождь: разбирались легкие жилища, пожитки укладывались на волокуши. Там было не до Генри с его спутницей.
– Сегодня жарко будет, – сказал он, глянув на небо.
– Тут каждый день так, – усмехнулась девушка. – Я могу вообразить себя в роли моего предка, что бывал на Черном континенте…
– Там еще жарче, – ухмыльнулся Генри. – Я сам не бывал, но знавал кое-кого, кто наведывался в те края. Говорят, случается, что камень под ногами плавится, такое там пекло. А люди ничего, живут.
– Люди везде живут, – пожала плечами Мария-Антония. – Мой наставник говорил, что истребить до конца человеческое племя вряд ли кому по силам, даже и разгневанному божеству. И еще упоминал, что по живучести люди уступают разве что крысам…
– Склонен согласиться, – ответил Монтроз. Сравнение, конечно, не самое лестное, но чего уж там! – Вон, Катастрофа была, и ничего. Кое-как выкарабкались, не хуже прежнего стало, я думаю. Странновато, конечно, местами, да и опасно бывает, но это ж ерунда!
Девушка молча кивнула, соглашаясь, но развивать тему не стала.
– Это откуда у тебя? – приметил вдруг Генри, когда она подняла руку, чтобы заправить за ухо выбившуюся прядь.
– Это? – принцесса покосилась на свое запястье, украшенное простеньким браслетом – три бусины на сыромятном ремешке. – А, это мне подарила какая-то из
– Ага, только на себе ты оставила один лишь браслет, – заметил Монтроз.
– Еще ремешок, – девушка сняла шляпу и встряхнула головой. Волосы вспыхнули на солнце начищенной бронзой. – И куртку. Еще бусы. А пёрышки красивые, конечно, но не вполне в моем вкусе…
– А бусы, значит, в твоём, – пробормотал Генри. Он не любил чего-либо не понимать, а сейчас был именно такой случай. Впрочем, это еще можно было списать на пресловутую женскую логику: никогда не поймешь, что у бабы на уме, а если и угадаешь, то разве что чудом!
– Не возьми я вообще ничего, я бы обидела их, – ответила Мария-Антония. – А так… они ведь понимают, что лишнего места во вьюках у нас нет, а надеть всё это на себя я просто не смогу. Я и оставила почти все подарки у Маан. Сказала, что заберу, когда буду гостить у них в следующий раз. – Она подняла на Генри холодные светлые глаза, усмехнулась. – Мне отчего-то показалось, что я не солгала.
– А чем черт не шутит, – усмехнулся он и подхлестнул коня. – Вдруг и правда увидишь их когда-нибудь!
– Хотелось бы, – ответила она почти неслышно, но мужчина всё-таки разобрал. Потом добавила неожиданно серьезно: – Генри Монтроз, ты можешь пообещать мне кое-что?
– Смотря что, – сказал он осторожно, вовсе не собираясь давать опрометчивых обещаний.
– Это касается заклятия. – Девушка сосредоточенно смотрела прямо перед собой. Чем ее так заинтересовала лошадиная холка. Генри не знал. – Пообещай мне вот что: если вдруг я снова проснусь не той, кого ты знаешь, ты не станешь пытаться вернуть прежнюю меня.
– Но…
– Пообещай! – резко произнесла она. – Как ты не понимаешь? Шаман сказал, заклятие нарушено, теперь только я сама могу с ним справиться! И я справлюсь, чего бы мне это ни стоило… – Девушка помолчала, потом добавила: – Я понимаю, что тебе неудобно будет иметь в спутницах глупую жеманную курицу, ну так делай с ней, что хочешь: перекинь через седло и вези связанной, но не пытайся разбудить настоящую меня! Шаман сказал… – она снова умолкла, затем договорила словно бы нехотя: – Если что-то пойдет не так, я уже никогда не вернусь. А потом уйдет и поддельная моя сущность, не останется ничего. Этого добиваются и черные ветви: они желают забрать меня обратно в замок и усыпить навсегда…
– Как забрать? – опешил Генри. – Под землей протащить, что ли?
– Откуда же мне знать? Так сказал шаман, и я почему-то ему верю!
– Да я ему тоже верю… – пробормотал рейнджер. – Хотя иногда он такое несет!
– Так ты пообещаешь? – настойчиво переспросила принцесса. – Я прошу тебя, Генри Монтроз, не лишай меня последнего шанса избавиться от заклятия! Может статься, его не сумеют снять и ваши маги, поэтому…
– Ладно, ладно! – перебил Генри. – Даю слово! Но только если у тебя опять в голове что-то заклинит, ты начнешь капризничать, а нам надо будет очень быстро сматываться, я тебе дам по башке и увезу, как аддагезы похищенную невесту!