Наследство
Шрифт:
Такими незамысловатыми мыслями она отвлекала себя от иных размышлений, что тоже не давали ей покоя. Например, что случилось с белой бусиной на браслете, подаренном шаманом? Мария-Антония точно помнила, что, хоть она и зацепилась ремешком за пряжку, бусина была цела, когда она ложилась спать. А вот поутру, стоило ей коснуться браслета, этот белый шарик попросту рассыпался. Не раскололся, не развалился на части, а разлетелся невесомой пылью – и крупицы не подберешь! Из какого бы материала ни были сделаны бусины, они казались достаточно прочными, и такому явлению должны были предшествовать
Она заснула, не надеясь проснуться прежней, ей снова снились балы и приёмы, и какой-то юноша в раззолоченных кружевах, смутно похожий на предмет ее девичьих грёз, и какие-то иные люди… А потом кто-то грубо встряхнул ее за плечо, она открыла глаза и увидела незнакомое лицо, и сердито поинтересовалась, кто таков этот человек, что позволяет себе так обращаться с принцессой? Но тут же ледяная игла вошла в висок, от боли, помутилось в глазах, навернулись слезы, а когда Мария-Антония вновь посмотрела перед собой, то увидела встревоженную физиономию Генри Монтроза, а сияние праздника померкло, становясь тем, чем и было изначально – обычным сном.
Вот только эта бусина! «Надолго не хватит», – сказал шаман. Что это означало?
Мария-Антония выросла рядом с магами не из последних, поэтому прекрасно понимала, что связь между ее снами и этим несчастным браслетом есть. Старик-делакот… а может, и не делакот вовсе, по такому лицу не разберешь, кто он таков! Словом, он сделал что-то, некую вещь, способную свести на нет заклятие, что преследует её. Во всяком случае, девушке удалось проснуться почти сразу же, и она, как ни старалась, не нашла в нынешней себе отличий от вчерашней.
Но бусин было всего три, а теперь осталось две. Повезло еще, что волшебный сон настиг Марию-Антонию так нескоро, но одна «пилюля» от этой проклятой болезни уже израсходована… Надолго ли хватит остальных? И в чем должна была разобраться принцесса, по словам шамана?
Думать об этом не было никакого смысла: Мария-Антония все равно не знала, что делать. Если можно было бы посоветоваться с каким-нибудь серьезным магом, вроде тех, кого привечал ее отец: разочаровавшихся в политике и интригах, но пришедших к своему собственному пониманию мудрости… Увы, еще и до ближайшего поселения белых людей было неблизко, как говорил Генри, а таких вот магов, наверно, можно найти только в больших городах!
– Помедленнее, – велел Монтроз, и девушка придержала коня. Вопросов она не задавала: Генри частенько начинал петлять, обходя ловушки Территорий, как он говорил. Мария-Антония их не различала и просто полагалась на своего спутника – чутье его не подводило. – Ты это… помалкивай, если что.
– А если спросят? – приподняла она бровь, поняв, что он кого-то углядел вдалеке.
– Всё равно помалкивай. Я отвечу. – Генри смерил ее взглядом. – Нечего светить, что ты девица. Так-то за парня сойдешь, особенно если куртку наденешь, а голос у тебя ну никак не мужской!
Мария-Антония накинула куртку – было жарко, но лучше, в самом деле, не показывать, кто она такова.
– И шляпу надвинь, – проинструктировал Генри. – Едем спокойно, за оружие не хватаемся, но держим наготове.
Принцесса разглядела незнакомцев едва ли не четверть часа спустя: глаза ее, непривычные к просторам и яркому солнцу, не могли соревноваться в зоркости с вечно прищуренными глазами Генри Монтроза.
Почти навстречу их маленькому отряду неспешно двигалась вереница из нескольких фургонов. Тянули их спокойные медлительные волы, которые вроде и не замечали тяжести скарба, что везли с собой хозяева. Мария-Антония усмотрела нескольких женщин, крепких телом, суровых с виду, и даже детей. И собаки бежали следом за фургонами, не такие, как Звон и Гром, нет, самые обычные, мигом облаявшие встречных.
Псы Монтроза проигнорировали пустолаек, скрылись в траве, решив, видимо, взять небольшой караван в клещи.
Первый возница смерил Генри взглядом, далеким от доброжелательности, но тот лишь прикоснулся к шляпе, кивнул и разъехался с фургоном. Подтянулось несколько всадников, сопровождавших процессию, – это были вооруженные мужчины, неуловимо напоминавшие Монтроза выражением лиц и взглядами. Он переглядывался с ними примерно так же, как его псы с обозными собаками: с определенной долей превосходства, но явно не собираясь лезть на рожон. Да и с чего бы?
– Генри? – окликнул вдруг один из этих людей, когда они уже разминулись. – Монтроз? Ты?
– Джо? – нахмурился тот, но тут же улыбнулся. – Ты тут какими судьбами?
– Да вот, – кивнул тот на обоз. – Работенка подвернулась. А ты?
– И мне подвернулась, – уклончиво ответил Генри. – Вот так встреча, Джо, это сколько ж мы не виделись?
– Да в позатом году, наверно, последний раз встречались, – припомнил Джо. Он был, должно быть, лет на десять постарше Монтроза, седина уже тронула его виски, а лицо, потемневшее от загара, избороздили морщины – больше от привычки щуриться на солнце, нежели от старости. – А это кто с тобой?
– Да так… – пожал плечами Генри. – Один парнишка. Уму-разуму учу.
– А-а! – весело протянул Джо, рассматривая Марию-Антонию. Она поглубже надвинула шляпу, ссутулилась, стараясь предстать перед этим человеком стеснительным пареньком лет семнадцати, не больше. – Давно пора, а то все один да один. Твой?
– Всё шутишь, – ледяным тоном ответил Монтроз. Девушка, будучи в курсе его истории, подивилась выдержке Генри. – Смотри, дошутишься…
– Ладно тебе, – пошел на попятный Джо. – Я ж не со зла… Ты, никак, в Барри направляешься?
– Это как дорога ляжет, – осторожно сказал тот. – А ты-то к кому пристал? Я гляжу, тут и бабы, и дети, ну чисто Ноев ковчег!
– Переселенцы, – махнул рукой его знакомый. – Нанялся вот, платят хорошо, а работенка – не бей лежачего. Всего-то сопроводить до того рукава Майинахи, что на север поворачивает, ты знаешь… Хотят там местечко застолбить, форт будут строить. По осени еще народ подтянется.
– Накануне «сезона бурь»? – прищурился Генри. – Они что, тронутые?
– А мне всё равно, тронутые или нет, – хмыкнул Джо. – Посчитали, что успеем обернуться, а нет, так в одиночку я на Территориях не пропаду.