Настанет день
Шрифт:
Кулидж стал спускаться по лестнице, по бокам от него шли генерал Стивенс и полковник Дальтон. Питерс устремился по ступенькам ему навстречу.
— Город бунтует.
— Ничего подобного.
— Я сам это видел, губернатор, я сам там был, и я вам говорю, я вам говорю, я вам говорю… — Питер всегда начинал запинаться, когда волновался. — Я вам говорю, сэр, там десятки тысяч человек, и они…
— Никакого бунта нет, — изрек Кулидж.
— В Южном Бостоне, в Норт-Энде, на Сколли-сквер! Можете посмотреть сами, если не верите
— Я уже смотрел.
— Откуда?
— Из здания сената.
— Из сената? — Питерс кричал, но собственный голос казался ему каким-то детским. — Беспорядки сейчас не на Бикон-хилл, губернатор. Они сейчас…
— Достаточно.
— Достаточно? — переспросил Питерс.
— Ступайте домой, господин мэр. Домой.
Именно его тон окончательно сразил Эндрю Питерса. Тон отца, разговаривающего с капризничающим ребенком.
И тогда мэр Эндрю Питерс сделал вещь. доселе невиданную в бостонской политической жизни: он ударил губернатора в лицо.
Ему пришлось подпрыгнуть, так как стоял он ступенькой ниже, к тому же Кулидж был высокого роста. Поэтому удар получился не такой уж сильный. Но он его все-таки достал.
Кулидж ошеломленно застыл на месте. А Питерс был настолько доволен собой, что решил повторить атаку.
Генерал с полковником схватили его под руки, кое-кто из солдат ринулся по лестнице, но за те секунды, что у него оставались, Питерс успел нанести еще несколько ударов.
Как ни странно, губернатор не отступал, не пытался закрыться руками.
Солдаты сволокли мэра с лестницы и установили на пол.
Он указал пальцем на губернатора Кулиджа.
— Это останется на вашей совести.
— И в вашем послужном списке. — Кулидж чуть улыбнулся. — В вашем послужном списке, сэр.
Глава тридцать седьмая
В среду, в половине восьмого утра, Гораций Рассел привез мэра Питерса в ратушу. В отсутствие пожаров и вопящих толп улицы не казались предместьем ада, но следы массового буйства виднелись повсюду. На Вашингтон и Тремонт и на перпендикулярных улочках не уцелело ни одной витрины. Там, где накануне располагались магазины и кафе, теперь лежали груды мусора и обугленные остовы автомобилей. Питерс подумал, что, видимо, так выглядят города после бомбардировки или штурма.
По всему парку Коммон валялись пьяные, кто-то открыто играл в кости. На другой стороне Тремонт-стрит несколько человек заколачивали окна фанерой. Перед некоторыми магазинами прохаживались люди с дробовиками и винтовками. Со столбов свисали оборванные телефонные провода. Большинство газовых фонарей было разбито, таблички с названиями улиц содраны.
Питер прикрыл глаза ладонью: ему хотелось плакать. Он не сразу сообразил, что тихо шепчет: «Этого никогда не должно было случиться, никогда не должно было случиться, никогда не должно было случиться…»
Однако когда они добрались до ратуши, он был уже холоден и решителен. Он прошагал в свой кабинет и тут же соединился со штаб-квартирой полиции.
Кёртис снял трубку сам, голос у него был измученный.
— Комиссар, это мэр Питерс.
— Видимо, вы будете требовать моей отставки.
— Я буду требовать оценки ущерба. Начнем с этого.
Кёртис вздохнул:
— Сто двадцать девять арестов. Пять мятежников получили огнестрельные ранения — не опасные, пятьсот шестьдесят два человека с различными травмами поступили в Хеймаркетскую больницу неотложной помощи, треть этих травм — порезы осколками стекла. Шестьдесят семь разбойных нападений. Девяносто четыре уличных ограбления. Шесть изнасилований.
— Шесть?
— Да, зафиксированных — шесть.
— А реально сколько?
Еще один вздох.
— По неподтвержденным данным, несколько десятков. Вероятно, около тридцати.
— Тридцать. — Питерсу снова захотелось расплакаться, но позыв был не таким неодолимым. — Ущерб, нанесенный имуществу?
— Оценивается в сотни тысяч долларов.
— Я так и предполагал.
— В основном небольшие заведения. Банки и крупные магазины…
— …наняли частную охрану. Я знаю.
— Пожарные не будут бастовать.
— Что?
— Пожарные, — повторил Кёртис. — Я о стачке солидарности. Мой человек в их управлении сообщил, что они решили не поддерживать забастовщиков, поскольку вчера было очень много ложных вызовов.
— И каким образом, комиссар, нам теперь может помочь эта информация?
— Я не подам в отставку, — бросил Кёртис.
Сколько же наглости в этом человеке. Город был осажден его же собственными жителями, а этот человек думает только о своей карьере и самолюбии.
— Вам и не придется. Я сам отрешаю вас от должности.
— Не имеете права.
— О, еще как имею. Раз уж вы так печетесь о букве закона, будьте любезны справиться в своде городских уложений от тысяча восемьсот восемьдесят пятого года. Глава триста двадцать третья, раздел шестой. А как только это сделаете, освободите кабинет. Ваш преемник появится в управлении к девяти утра.
Питерс повесил трубку. Удовлетворения он не испытывал. Он вызвал Марту Пулли, секретаршу, и она вошла в кабинет со списком имен и телефонов, который он просил подготовить. Начал он с полковника Салливана из Гвардии штата. Когда тот снял трубку, Питерс обошелся без формальностей:
— Полковник Салливан, это мэр. Я отдаю вам прямой приказ, который не может быть отменен никем другим. Вам ясно?
— Так точно, господин мэр.
— Стянуть весь состав Гвардии штата в район Бостона. Я отдаю под ваше командование десятый полк, первый кавалерийский эскадрон, первый мотострелковый корпус и санитарный корпус. Есть какие-то причины, по которым вы не можете выполнять это?
— Совершенно никаких, сэр.
— Приступайте.
— Есть, господин мэр.