Наставники Лавкрафта (сборник)
Шрифт:
– Тогда пойдем, – сказал Дайсон усмехнувшись, – но не забудьте о нашем уговоре!
Приятели вышли на площадь и, свернув в один из узких переулков, отходящих от нее, зашагали на северо-восток под мерцающими фонарями по мощеной дороге. В промежутках между выкриками детей и торжественными органными аккордами гимна Gloria [31] до них доносился глухой гул Холборна и стук экипажей – неумолчные звуки, словно эхо вечно вращающихся колес. Дайсон, поглядывая налево и направо, выбирал дорогу, и вскоре они вошли в более спокойный квартал, с пустынными площадями и тихими улицами, темными, как полночь. Филипс напрочь сбился
31
Gloria in excelsis Deo (Слава в вышних Богу), или Глория – древний богослужебный гимн, входящий в состав и католической мессы, и англиканской литургии.
– Более таинственного, вы хотели сказать, – возразил Дайсон. – Предупреждаю, Филипс, мы идем по горячему следу!
Они нырнули еще глубже в лабиринт кирпичных стен; пересекли с востока на запад шумный перекресток, и теперь их окружала разномастная застройка без определенных черт: тут приличный особнячок, и даже с садом; там – унылая площадь, а дальше – фабрики, окруженные высокими, глухими стенами, тупики и темные углы; но все это было плохо освещено, пустынно и погружено в тяжелую тишину.
Наконец, когда они шли по заброшенной улице двухэтажных домишек, Дайсон обратил внимание на темный и странный поворот.
– Мне это нравится, – заявил он, – место кажется многообещающим.
У поворота горел фонарь, а другой едва поблескивал на дальнем конце. Под фонарем, на мостовой, видимо, творил днем уличный художник, потому что камни были измазаны пятнами кричащих цветов, наложенных вперемешку, а у стены дома валялись огрызки мелков.
– Видите, люди здесь все-таки бывают, – заметил Дайсон, указав на остатки затертых картинок. – Признаюсь, я не думал, что это возможно. Пойдемте разведаем, что тут и как.
С одной стороны этого проулка находился большой дровяной склад, штабеля древесины размытыми контурами виднелись над оградой; с другой стороны, за высокой стеной, вероятно, был сад – там угадывались тени деревьев, и слабый шорох листвы нарушал тишину. Ночь была безлунная, облака, сгустившиеся после заката, потемнели, и посередине между слабо горящими фонарями проезд был непроницаемо темен; когда друзья остановились и прислушались, отрывистое эхо их шагов утихло, а издалека, будто из-за гор, донесся слабый отголосок ропота Лондона. Филипс собирался с духом, чтобы заявить, что вполне доволен экскурсией и с него хватит, но тут раздался громкий вскрик Дайсона:
– Стойте, стойте, бога ради, не то наступите! Это тут! Почти у вас под ногами!
Филипс глянул вниз и увидел какую-то темную, обрамленную ночной тьмой фигуру, лежащую в странной позе на мостовой; когда Дайсон зажег спичку, на мгновение мелькнул белый манжет – и снова стало темно.
– Этот человек пьян, – сказал Филипс ледяным тоном.
– Этот человек убит, – сказал Дайсон и заорал во всю глотку, призывая полицию. Вскоре издалека послышался, нарастая, топот бегущих ног, и эхо подхватило громкие крики.
Первым появился полисмен.
– Что тут случилось? – спросил он, остановившись и переводя дыхание. – Что-то пропало? – Он еще не разглядел фигуру на мостовой.
– Гляньте! – сказал Дайсон, почти невидимый во мраке. – Вон туда поглядите! Мы с другом проходили здесь три минуты назад и вот что нашли!
Полисмен посветил своим
– Да это убийство! Здесь повсюду кровь, и вон там в канаве целая лужа. И умер он недавно. Ага! Вот и рана! На шее…
Дайсон склонился над лежащим. Он увидел зажиточного джентльмена, в хорошо сшитом и отглаженном костюме. Аккуратные бакенбарды были подернуты сединой – час назад ему было лет сорок пять; из кармана его жилета выскользнули красивые золотые часы. А на шее, между подбородком и ухом, зияла большая рана, разрез ровный, но покрытый сгустками подсыхающей крови, и белые щеки словно светились над красной полосой.
Дайсон повернулся и с любопытством осмотрелся; мертвец лежал поперек дороги, головой в сторону стены, кровь из раны стекла на мостовую и, как верно заметил полисмен, образовала темную лужу в сточной канаве.
Между тем пришли еще два полисмена; со всех сторон собралась толпа, и удерживать гомонящих зевак на расстоянии офицерам было нелегко. Все трое ходили туда-сюда в поисках других улик, подсвечивая себе фонарями; на свету одного из них Дайсон разглядел лежащий на дороге предмет и подозвал ближайшего полисмена. Когда тот подошел и поднял находку, Дайсон сказал:
– Гляньте-ка, Филипс, гляньте, – эта штука, кажется, по вашей части!
Это был камень, обломок кремня, поблескивающий как обсидиан, в форме широкого лезвия, схожего с теслом. С одного конца камень был шероховатый, и его легко было зажать в руке; весь он был в длину не более пяти дюймов. Кромка лезвия была вся в крови.
– Что это, Филипс? – спросил Дайсон, и Филипс внимательно осмотрел орудие убийства.
– Это кремневый нож первобытного человека, – сказал он. – Сделан около десяти тысяч лет назад. Такой же точно был найден близ Авбери, в Уилтшире [32] , и все специалисты сошлись на этой дате.
Полисмен оторопел от такого поворота событий; Филипс сам ужаснулся тому, что сказал. Но Дайсон, казалось, позабыл о ноже. Только что прибывший инспектор слушал краткий доклад о происшествии, держа фонарь над головой убитого человека. Дайсон же с болезненным любопытством смотрел на стену, – что-то он там увидел, прямо над тем местом, где этот человек лежал; это были какие-то знаки, коряво нацарапанные красным мелком.
32
Авбери в графстве Уилтшир – деревня, рядом с которой располагается комплекс памятников бронзового века.
– Темное дело, – сказал наконец инспектор. – Кто-нибудь знает его?
Из толпы выступил какой-то мужчина.
– Я знаю, начальник, – сказал он, – это большой человек, доктор, а звать его сэр Томас Вивиэн; был я в больничке этак с полгода назад, так он туда приходил часто; добрый очень был человек.
– Господи, – воскликнул инспектор, – это и впрямь скверная история! Ведь сэр Томас Вивиэн пользует королевское семейство! А в кармане у него часы ценой в сотню гиней [33] , так что это не ограбление.
33
Гинея с 1663 по 1817 г. была основной золотой монетой Великобритании. Впервые ее отчеканили из золота, привезенного из Гвинеи, отсюда и ее неофициальное название. После 1813 г. чеканка гиней прекратилась, но в них до сих пор исчисляют стоимость дорогих товаров в качестве расчетной единицы, равной 1,05 фунта стерлингов.