Наставники
Шрифт:
О стирке белья и его глажении
Дядя предложил осуществить перепись практикующихся по соседству ремесел, чтобы знать, кто чем занимается. Данные он хотел занести в записную книжку с желтыми корочками, хорошо нам известную. Дядя сказал: «Первым номером перепишу всех прачек и гладильщиц, как самое необходимое!» Дедушка сказал: «Конечно, потому что бабы!» Мама сказала: «Ну что это за профессия, я сама этим каждый день занимаюсь! – и добавила: – Что касается белья, то я в этом деле академик, столько я его перестирала, учитывая, что вас полон дом!» Дядя сказал: «Они просто стирают и гладят, но как они это делают!» Дедушка удивился: «Да ну?» По соседству была прачечная, в прачечной было несколько девушек, девушки говорили: «Вы смотрели кино «"Принцесса тропической ночи" – правда, красивое кино?» Они беспрерывно пересказывали друг другу любовные приключения известных киноактрис, добавляя обязательно: «Что поделаешь, с нами, раз мы стираем и гладим, ничего такого никогда не произойдет!» На это дядя сказал: «К вашим услугам!» Дедушка подвел черту: «Если где много баб собирается, там обязательно бордель будет!» Мама сказала: «Не надо оскорблять честных тружениц!» Отец заявил: «Да кому они нужны со своей утюжкой сейчас, в войну! – и добавил: – Только кучкуются да смотрят, как бы мужика за штаны ухватить!» Дедушка сказал: «Вот и я говорю!» В сорок третьем году, в центральном году нашей жизни, очень тревожной, прачки из нашей округи, знаменитые гладильщицы в наших окрестностях прекратили вершить свой драгоценный труд в результате нехватки тонких господских сорочек, в результате нехватки мыла, древесного угля для утюгов и вообще всего. Дядя и другие мужчины предлагали:
Все это происходило в сорок третьем, очень тревожном году, в году редкой помывки в результате нехватки мыла, в году отмирания одной из профессий – прачечно-гладильного ремесла. В прачечной собирались мужчины, перемигивались с бездельничающими девушками, те говорили: «Приходите после обеда! – а чуть позже: – Приходите завтра!» Дядя сказал: «Что вы ломаетесь, все равно ведь делать нечего!» Хозяйка прачечной сказала: «Один господин обещал нам мыло довоенного производства марки «Шихтов» с изображением оленя в прыжке!» Дедушка спросил: «А что общего у оленя с мылом?» Отец сказал: «Все марки мыла выдуманы из головы и не имеют ничего общего со стиркой!» Павел Босустов, очень серьезный мужчина, сказал: «В России все ходят неглаженые!» Дедушка ответил: «Зато они отутюжили фрицев под Сталинградом!» Босустов сказал: «Это другое дело!» Я сказал: «Мы отполоскали одного типчика, который настучал учителю математики, что мы смылись с уроков!» Дедушка сказал: «Я запрещаю тебе жаргон как способ общения!» Дядя сказал: «А в то же время у американцев рубахи вообще не гладят, потому что они не мнутся!» Отец сказал: «Да они у них бумажные – сразу рвутся, как зацепишь!» Дядя возразил: «А вот и нет, сам увидишь, когда придут!» Отец сказал: «На кой они здесь, с нас и этих хватит, фрицев то есть!» Мама вздохнула: «Наступит ли в будущем время, когда одежда и человеческое тело перестанут пачкаться?» Тетки сказали: «Величайшие короли Франции никогда не мылись, а только употребляли духи с запахами различных фруктов!» Дедушка отреагировал: «Все они были вонючие козлы, которых совершенно справедливо укоротили на голову с помощью гильотины!» Дядя сказал: «Человек вообще вонючее животное, тут уж ничего не поделаешь!» Тетки принялись тихонько плакать. Потом сказали: «А ведь ничего подобного в голову не приходит, когда смотришь на фото Рональда Колмана или Джонни Вайсмюллера!» Мама подвела черту: «Это кто как за собой следит!»
Мы все были одна семья, в семье делались различные дела, но в первую очередь творилось дело поддержания чистоты, гигиеническая работа. В сорок четвертом году, на исходе войны, мы продолжили великое дело сохранения рода человеческого путем стирки, хотя гладить стали намного реже. Мы продолжили там, где остановились служители наипрогрессивнейшего в истории человечества ремесла – портомойного. Мы насмотрелись вдоволь на людей в коросте, появившейся в результате нечеловеческих условий, но мы были не в состоянии помочь всем. С некоторых людей грязь слезала вроде пленки, как шелуха, а на других она стойко держалась. Одним мы говорили: «Умойтесь, пока не поздно!» Другим мы говорили только одно слово: «Тьфу!»
В сорок четвертом году конники Двадцать первой сербской вытащили из крысиных нор представителей буржуазии, буржуи вопили: «Мы чисты перед вами!» Буржуев стреляли у стенки, на их нечеловеческих лицах смешались грязь, кровь, слезы, сразу было видно, что они лгут относительно своей чистоты, не существующей в природе. Капитан Вацулич, лучший человек из всех, привычный к любому делу, засучил рукава, полуоторванные в схватках с врагом, и воскликнул: «А сейчас будем отмывать ваши внутренние души!» Дедушка спросил: «Он что, прачечную открывать собрался?» Все мы, глубоко веря в новейшее дело очищения наших душ от проклятого прошлого, ответили дедушке: «Да!» – что, впрочем, и без того было весьма очевидно.
О производстве содовой и всяком прочем
В сорок третьем году многие занятия привлекали внимание моей вечно любопытной семьи, в этом плане ее больше всего влекло к себе производство содовой воды – чудотворной и в то же время безопасной жидкости. Дедушка говорил: «Какую деньгу зашибают на воде из-под крана!» Дядя говорил: «Да, но у них есть машина, которая все это делает!» Дедушка ответил: «Машину они и спереть могли!» Дядя настаивал: «А кроме того, нужны химикаты, чтобы добавлять в обычную воду!» Тут дедушка соглашался: «Это другое дело!» Вся семья размышляла о содовой воде, о необычном производном, получаемом с помощью машины и таинственной добавки химического свойства. Дедушка сказал: «Меня вообще страшно раздражает, когда кто-то зарабатывает, а я не понимаю как!» Мама сказала: «Везет им, они в любой момент могут выпить газировки, если в горле пересохло!» Я сказал: «Да, этот напиток приятно пригубить!» Все начали восхищаться водой – искусственной, горьковатой, произведенной по соседству с помощью химических порошков, только отец приподнялся в своем углу и сказал: «Тьфу!»
Обо всем этом шла речь в сорок третьем военном году, по соседству уже давно прекратили производство содовой вследствие отсутствия необходимого порошка Отец сказал: «Да кому это нужно фальшивое питье, которым даже напиться нельзя!» Дядя сказал: «Жаль, что машина простаивает, вместо того чтобы деньги делать!» Мама сказала: «Им ничего не грозит, раз они умеют делать деньги из обычной воды!» Отец сказал: «Наконец-то запретили фабриковать фальшивый напиток, который опасен для жизни и только вызывает рвоту!» Тетки сказали: «В фильмах первые любовники пьют содовую, которая с шипением вырывается из сифона и пенной струей ударяется о дно бокала!» Дедушка сказал: «Так в кино другое дело!» В сорок третьем году нас больше всего интересовала судьба производителей содовой, живших по соседству. Мама сказала: «Слава Богу, хоть дом не сотрясается от их машины! – и добавила: – До войны сколько посуды попадало с комода из-за этой тряски – пивные кружки, например!» В сорок третьем машина для производства содовой утихла навсегда, ее владельцы пошли в народ, пытаясь заработать деньги каким-нибудь иным, новым, неизвестным нам способом. Фабриканты содовой действительно рассказывали совершенно невероятные и странные истории о производстве газировки в России, которая там раздается бесплатно. Слушатели спрашивали: «А какая от этого выгода?» Газировщики отвечали: «Э-э, вот этого-то мы и не знаем!» Абсолютно безработные газировщики, обитающие по соседству, в сорок третьем году рассказывали о вещах совершенно второстепенных, например о танках, проезжающих запросто сквозь дом, а также о лечении многих половых болезней, в настоящий момент неизлечимых. Дедушка спросил: «Вы что, платите им за эти сказки?» Соседи отвечали: «Нет!» Дедушка удивился: «Так они что ж, даром треплются?» Дядя сказал: «Сейчас все рассказывают вымышленные истории, и ничего, слава Богу!» Мама сказала: «Но сколько они, бедняги, теряют драгоценного времени!»
Все это происходило в сорок третьем году, тревожном, переполненном разными историями, чаще всего неправдоподобными. В сорок третьем году люди фабриковали самые неправдоподобные рассказы и истории, а также другие вещи: искусственное масло, металлические предметы из натурального дерева, очень дорогие, и только ввиду отсутствия необходимого порошка нельзя было производить искусственную воду, наполненную пузырьками, которые щекочут горло наиприятнейшим образом. Дедушка заявлял: «Так не бывает, чтобы все было!» Соседи-газировщики,
В сорок третьем году в ответ на это мамино замечание классные специалисты по продаже пузырьков в воде за большие деньги сказали: «Ха, ха, ха!» В том году вообще не было никакого уважения к интеллигенции, кроме как к той, которая говорила фактически неточно, совсем другие вещи – словом, врала. Пришла соседка и сказала: «Мой близкий родственник, фамилию которого я забыла, сказал, что русские вышли на румынскую границу!» Дедушка спросил: «Как в прошлый раз, да?» Соседка сказала: «А еще один мой приятель, лодочник, сказал, что немцы всех нас, женщин, угонят в немецкие бордели, просто страх!» Дедушка выслушал и сказал: «Думаешь, все твои мечты сбудутся? – и добавил: – Как бы не так!» Какие-то люди сказали дяде в трактире: «Выдумано оружие, которое может уничтожить все человечество путем простого нажатия на кнопку!» Немецкие патрули ходили по городу, унтеры фашистского вермахта, очень толстые, говорили на своем языке: «Будьте только хорошими и послушными, и все тогда получите хлеб и масло от великого рейха!» Младшая тетка вздохнула и сказала: «Кто угодно готов подняться на сцену или выйти на улицу и что-нибудь соврать, только я не могу, учитывая, что искренность – мое врожденное состояние!» Дедушка спросил: «Ну и кто, по-твоему, в этом виноват?» Мы слушали по секретному радио речь Уинстона Черчилля из свободного Лондона, Уинстон Черчилль сказал: «Я готов пожать руку храброму югославскому народу, несмотря на все, что нас разделяет!» Дедушка спросил: «Он что, сюда приедет здороваться, или как?» Мама вздохнула: «Не сдох бы осел!» Это было ее постоянное выражение, что-то вроде афоризма, произносимого в расстроенных чувствах. Мы спросили наших друзей, которые продавали пустые бутылки из-под довоенных напитков за полные: «Как нам определить, врет человек или нет?» Они нам ответили: «Смотрите ему в глаза!» Дедушка возразил: «А как я могу смотреть в глаза тем, кто мне по радио вешает лапшу на уши?» Они ответили: «А вот это не знаем!» Отец сказал: «Конечно, а это, между прочим, важнее всего!»
В годы между сорок третьим и сорок пятым, все в том же двадцатом веке, члены моей семьи исключительно внимательно следили за тем, не пообещает ли им кто-нибудь нечто совершенно невозможное. Мама сказала: «Когда я вижу, что мне лгут прямо в глаза, в груди начинает жечь, но я ничего не могу с собой поделать!» Товарищи из Двадцать первой сербской, освободители нашего города, недоверчиво спрашивали: «Фашистские пулеметчики в подвале есть?» Дядя отвечал: «Был один, но мы его задушили собственными руками!» Дядя с первого дня свободы вел себя ненатурально, то есть как герой. Дедушка сказал: «Очнись, дубина!» Русские танкисты спросили: «Мины есть или нет?» Мама незамедлительно ответила: «У нас нет, Боже сохрани, моя единственная мина – это мой муж, налитый спиртом по горлышко!» Русские ей не поверили. Дядя спросил: «Как мы можем начинать новую жизнь, если никто никому не верит?» Капитан Вацулич сказал: «Вы только внимательно слушайте, что вам говорят народные трибуны, они вам всю правду разъяснят!»
В те дни, полные внезапной стрельбы, в основном ночной, ораторы поднимались на расшатанные лотки продавцов искусственной воды и говорили: «Вот это и есть свобода!» При этом народные трибуны демонстрировали свои сжатые кулаки. Дедушка спрашивал: «Где, не вижу?» Ораторы, раскачиваясь на шатких подмостках, унаследованных от наших приятелей, разжимали пальцы, и в руках появлялись крохотные флажки, новые, со звездой в центре. Дедушка незамедлительно отвечал: «Вот теперь все понятно!» После чего капитан Вацулич вздохнул: «Записались бы вы в отряд активистов, а то нам надо идти дальше бить врага, до последнего патрона!» Граждане газировщики, продавцы лондонского тумана, заключенного в обычную пивную бутылку, а также мой дядя, дружно ответили: «А как же, обязательно!» Капитан Вацулич вскочил на коня и произнес: «Ну, мы пошли на Берлин, а вы несите правду в народ!» Мой дядя спросил своих друзей, уличных продавцов порошка против жирных пятен: «Ну, что теперь будем делать?» Те спокойно отвечали: «А что ты переживаешь?» Продавцы искусственных игрушек, заводных мышей в частности, принялись сообщать любопытствующим людям, выходящим из тьмы подвалов: «Электричества все еще нет, но Народная армия и это исправит!» Другим говорили: «Что касается еды, то потерпите день-другой, а потом получим довольствие от русского освободительного корпуса!» Люди говорили: «Ей-богу, здорово!» Но кто-то из агитаторов изредка забывался, кто-то из них, будучи не в состоянии преодолеть старые навыки, заводил искусственных мышей и пускал в толпу, приговаривая: «Вот мелкая скотинка, совсем как живая!» Женщины принимались верещать, хватаясь за живот и ниже, приговаривая: «Нет, нет, не надо!» Строгий, товарищ капитана Вацулича, взялся разгонять их пистолетом, Строгий кричал: «Одно дело продажа искусственных животных, совсем другое дело – агитация за новую жизнь, не путайте!» Потом он орал: «Позадавлю как клопов!» Наконец, утомившись, он сказал: «Что поделаешь, коли лучшие наши агитаторы погибли, приходится вас, говнюков, использовать!» Продавцы искусственных мышей, и других полезных вещей сказали ему: «Прощенья просим!» Товарищ Строгий подвел черту: «Истина должна восторжествовать, независимо от того, кто ее несет!» Дядя сказал: «Вот и я то же говорю!» Агитаторы за дело нового устройства, абсолютно прогрессивного, продолжали свои блестящие выступления. Они перечисляли все, что отсутствовало в нашей жизни, в основном продукты питания, и сообщали, что все это будет; я попутно разъяснял Вое Блоше: «А сейчас они пустят заводную мышь!» Все это происходило в сорок пятом, зимой, все это вызывало веселье, вроде как взамен отопления, уже не существующего. Дядя говорил: «Никто всей правды не знает, да и не нужна она!» Мама добавляла: «Всю жизнь меня все обманывают, и хоть бы хны!» Дядя сказал: «Главное, надо знать основные вещи, например, что русские войдут в Берлин!» Мы сказали: «Точно!» Дядя продолжал: «И в то же время меня совершенно не интересует, когда появится в магазинах майонез, потому что это совершенно не важно!» Тетки сказали: «Все-таки следовало бы сообщить народу, выжил ли в этой кровавой войне Рональд Колман, звезда Голливуда!» Дядя сказал! «Как узнают, сообщат!» Дедушка согласился: «И я так думаю!» Вот все, или почти все, о производстве содовой – общечеловеческой жидкости, а также о ее продаже представителям человеческого сообщества. Одно время, в войну, вместо содовой, искусственного налитка, люди продавали другие вещи, неосязаемые, но в первые дни свободы они вновь принялись разбалтывать американский порошок и другие ингредиенты в очищенной воде, которая нескончаемой струйкой текла из крана, а потом стали заряжать и сифоны, без которых невозможно представить себе жизнь моего народа, как трактирную, так и вообще.