Настольная книга адвоката. Искусство защиты в суде
Шрифт:
Создание места действия. Отберем в комнате четыре-пять человек, знакомых с основными фактами дела. Вначале нужно создать сцену. У нас есть снимки фермы и полей с уничтоженным урожаем. Группа видела эти снимки. Но что они показывают на самом деле? Если эти фотографии продемонстрировать присяжным, они увидят всего лишь одномерное изображение места действия. Можно ли увидеть больше? Если отвезти присяжных на поле после грозы — например, через неделю, — что они испытают? Фотография не передает большую часть того, что можно ощутить на месте
Находим слово, которое напоминает нам о деле, допустим, «овес». Можно спросить группу, что приходит на ум при слове «овес».
— Я вижу поле, — говорит Джойс, юридический помощник.
— Как оно выглядит?
— Желтое, примятый овес лежит на земле, будто на поле отдыхал какой-то гигантский зверь. Ведь овес должен стоять и колыхаться на ветру.
— Через него можно пройти?
— Да, — говорит Джойс, видя в уме место действия. — Но это все равно что идти по земле, покрытой соломой.
— Сорвите немного овса. Что вы чувствуете?
— Солома мокрая и скользкая, зерна в колосе нет. Это все равно что держать в руке вареную лапшу.
— Овес чем-нибудь пахнет?
— Да, пахнет плесенью. Овес уже начал гнить на земле. Град растаял, и мокрые стебли с колосками покрываются плесенью.
— Вы стоите на поле в сапогах. Как они выглядят?
— Сапоги покрыты грязью.
— А что вы слышите?
— Кругом очень тихо и как-то жутковато. Обычно слышится звук работающих машин, занятых на уборке урожая. Но кругом странно тихо.
Можно обратиться к другому члену команды. Спросим Джека, дворника, что видит он. Он замечает вдалеке ферму.
— Как далеко она находится? — спрашиваем мы.
— Примерно с четверть мили.
— Как выглядит дом?
— Высокий, двухэтажный, без причуд, с белой отделкой. Стоит крыльцом к нам.
— На крыльце есть что-нибудь?
— Да, пара кресел-качалок.
— В кресле кто-нибудь сидит? Или, может быть, кто-то стоит на крыльце?
— Нет, но рядом с креслом лежит старая собака.
— Злая?
— Нет, это колли, они добрые. Все время машут хвостом и норовят облизать.
Затем мы обращаемся к Синди, адвокату фирмы.
— Что вы видите в доме, Синди?
— Вижу фермера, Джона Смита, они с женой сидят за кухонным столом.
— Что они делают?
— Они пересчитывают деньги.
— Что они говорят?
— Ничего. Просто смотрят на деньги, потом друг на друга.
— Что написано на их лицах?
— Отчаяние. Страх. Замешательство. Их урожай пропал, и они не могут расплатиться с долгами.
Здесь мы можем ввести другие факторы: бесполезную страховку, за которую они заплатили много денег, обещания страхового агента, когда он уговаривал фермера; как фермер с женой в прошлом выделили средства на страхование урожая, которые они могли бы потратить на обстановку для гостиной и ремонт протекающей крыши сарая. Мы могли бы пересказать события всего года: распределение денег весной, надежду на хороший урожай, ощущение безопасности: если урожай побьет
Совместное участие. Каждый член команды по-своему переживает крушение надежд и разочарование, ложные обещания и мошенничество. Каждый может добавить к истории что-то свое.
У всех нас есть что-то общее. Мы можем воспринимать часть любого опыта каждого человека. Если нам говорят о кораблекрушении при урагане, мы вспоминаем, как однажды в метель чуть не столкнулись с грузовиком. Ощущения возбуждения те же самые. Нас переполняет адреналин. Мы глубоко дышим, чтобы насытить кровь кислородом в случае опасности. Сердце бьется сильнее. Давление поднимается. Выступает пот.
Хэнк, парень, который арендует офис напротив, сказал:
— Да, меня иногда посещают кошмарные видения, как банк забирает оборудование и отнимает у меня помещение. Я представляю, как уговариваю не описывать дом и машину, даже умоляю их, но они не слушают. Все равно что разговаривать с глухими.
Истории, которые пережил каждый из нас, отличаются деталями, но они одинаковые по сути. В каждой из них мы находим для себя место. Мы все пережили свою версию истории фермера Смита и можем поделиться собственным опытом ложных обещаний и причиненного в результате ущерба. Соотнеся свой опыт с историей фермера, можно лучше понять чувства, которые испытала семья Смит.
И не нужно забывать, что у присяжных есть собственные подобные истории, которые они будут отчетливо переживать вновь, если историю Смитов расскажет тот, кто сам познал те же чувства. Поскольку рассказчик в какой-то степени испытал все на собственной шкуре, он может убедительно и ярко передать эти чувства присяжным.
Но какое отношение эти фантазии имеют к делу Смита? Если мы сядем и обсудим эту ситуацию с самим фермером, то узнаем, что он может рассказать не слишком много из того, что с ним случилось. Он не в состоянии сконцентрироваться на своих переживаниях, не может описать место действия. Почти все, что он может сказать, — это то, что его урожай овса погиб из-за града, а страховая компания отказывается платить.
С другой стороны, при отсутствии сеансов мозгового штурма мы не смогли бы задать вопросы, которые создают эмоциональную текстуру истории и превращают плоскую двухмерную презентацию в живую, многомерную, трогательную историю. Мозговой штурм позволил нам получить гораздо более подробную картину ситуации, чем мог бы нарисовать клиент. Он стал богатым источником визуализации, а ведь мы все мыслим образами. Теперь мы знаем вопросы, которые нужно задать фермеру Смиту, и хотя его ответы могут слегка отличаться от созданной нами картины, история с поправками Смита будет теперь во много раз полнее и притягательнее, чем просто рассказанная им.