НАСТОЯЩЕЕ ИМЯ
Шрифт:
– Почему "старик"? Почему "подобрал"? Это… это хорощий знакомый моих
– Да? Ну извини. Просто, мне показалось, что он не очень молод. Когда затеваешь серьезное дело, лучше иметь более энергичного напарника… Иначе вся
Раздражение усилилось. Макс не терпел, когда кто-то брался рассуждать о
– Во-первых, Алексею Ивановичу энергии не занимать, – недовольно буркнул он. – А во вторых, он привлек к делу ещe одного человека, который даст мне сто
Очевидно Маша почувствовала его настроение и беспечно улыбнулась.
– Ой, чего это я лезу в мужские дела? Если ты сыт, пойдем – сделаешь мне
В спальне Маша сунула ему в руку эротический гель, быстро разделась и ничком упала на кровать. Макс растер в ладонях мягкую бесцветную колбаску, сел у неe в ногах, взял в руки легкую розовую ступню и стал массировать, разминая сантиметр за сантиметром. Тонкие кости. Мягкая кожа. Щиколотки почти детские – можно без труда обхватить двумя пальцами. Гель пахнет чем-то терпким, горьковатым, африканским. После ступней – икры. Здесь женские ноги уже перестают быть просто элементом опорно-двигательного аппарата. Здесь начинается
"Змейка, спиралька, рубчик". Это то немногое, что Макс успел запомнить из курса восстановительного массажа, который вел сухой, как дощечка, кореец Боря в Особом учебном центре. Пальцы скользкой змейкой взбирались вверх по бедру, от беззащитной изнанки колена с просвечивающимися жилками – вдоль по ложбинке – до большой ягодичной мышцы. У Маши она не очень большая – два округлых упругих полушария, симметрично разделенных ровной складкой… Здесь нельзя торопиться, широкие плавные движения от центра к периферии, открывают бледно-розовую ось симметрии с твердым коричневым кружочком в центре, запечатлеть которую не
Потом спиралью вниз, с обязательным заходом на внутреннюю часть бедра, где лежит горячая тень внутреннего женского жара, где эстетические чувства отступают на второй план, а на первый выдвигаются самые что ни на есть естественные, биологические, животные желания, где начисто забываются заповеди эмоционального, как дощечка, корейца Бори: "Тело перед тобой – только
Маша что-то простонала.
– Что? – выдохнул Макс.
– Приятно… Такое блаженство…
И снова вниз, постепенно, до розовых пяток, до кончиков пальцев, поджимающихся от щекотки, каждому пальчику – отдельное внимание, не менее десяти плавных движений. Маша заерзала, хнычет, бормочет что-то, тискает подушку. Аромат геля, смешался с запахом еe разгоряченной кожи, сквозь возбуждающий запаховый коктейль отчетливо пробивались биоволны первобытного
Но Макс сдерживался, потому что ожидание близости не менее приятно, чем
Снова вверх – ребрами двух ладоней, короткими энергичными "рубчиками". Раз, два, три, четыре, пять. Икры, бедра, ягодицы. Мышцы под смугловатой кожей ходят волнами, на короткий миг зажигаются и гаснут светлые поперечные полоски.
– Хватит… Теперь погладь, – сдавленным голосом просит Маша. – Сильно.
Она дрожит, зажмурив глаза и закусив угол подушки, длинное тело в свете ночника отливает светло-коричневым блеском, линия позвоночника медленно прогибается посередине, когда пальцы Макса достигают "полюса тепла" (этому кореец Боря их не учил), тело приподнимается ему навстречу. Максу трудно сдерживаться, его тоже колотит мелкая дрожь, и дыхание – как на ринге перед
– Терпи, терпи, – хрипло говорит он, начиная большими пальцами длинную осевую линию – из теплого влажного нутра между ритмично сжимающимися бедрами, вверх, вдоль спины и до самого верхнего позвонка, спрятанного в затылочной ложбинке. Макс раздвинул густые темно-каштановые волосы и поцеловал Машу в
– По правилам, надо размассировать позвоночник, – шепнул он в маленькое
– Позвоночник… потом…
– Ну, раз так…
Он пропустил руки у неe под мышками и, перекрестив их, взял в ладони маленькие затвердевшие груди. Тут же почувствовал, как разошлись под ним в стороны скользкие от геля бедра, и ягодицы резко двинулись ему навстречу. Мгновение – и он был внутри, во влажном будоражащем жаре, который невозможно переносить неподвижно, который требует ритмичных движений, сначала нежных и аккуратных, а потом резких, сильных и безжалостных, как штыковые удары. Маша широко открыла глаза и тут же плотно сомкнула веки, закусила губу, обнажая мелкие белые зубки. Нижняя часть еe тела ожила, задергалась, подаваясь навстречу Максу, а голова крутилась, будто в поисках более удобного положения,
Макс, не переставая двигаться, целовал еe в шею, за ушами, в уголки губ. Они были похожи на двух больших рыб, бьющихся на широком, покрытом синим бельем берегу. Маша достала из-под себя его руку, урча и постанывая взяла губами большой палец, прикусила, потом всосала в себя, облизала язычком и деловито заработала головой вверх-вниз, вверх-вниз! Как будто это был не палец, а совсем
Это до предела возбудило Макса, он удвоил усилия и тугими толчками низвергся в томительный влажный жар, ожидающий и настоятельно требующий именно такой жертвы. Маша ощутила эти мокрые толчки, физиологический разговор двух тел шел между ними напрямую, минуя мозг, сознание и речевой аппарат – основной биологический инстинкт делал ненужными мысли, слова, и прочие атрибуты цивилизованности… Машины стоны становились все громче и перешли в крики, всхлипы и, наконец, пронзительный животный вой. Тело девушки прогнулось в пояснице, заколотилось, как в лихорадке, выгнулось, переломилось пополам, и
– Ринат! О Ринат! – вырвалось из закушенного рта.
Карданова будто окатили холодной водой. Точнее, холодными помоями.
– Что?!
Тяжелая ладонь хлестко обрушилась на влажный от пота, погруженный в подушку красивый женский профиль, живописно переплетенный растрепавшимися
– Меня зовут Макс! Макс! Помни, с кем трахаешься, сука!
О ЧП по дороге из аэропорта он доложил Яскевичу, но тот лишь пожал
– У нас никто не знал, когда вы прилетаете, даже мы с генералом. Это
– Я могу получить оружие для самообороны?
Подполковник замялся.
– Зачем оно вам? Мы же не армия, не милиция…
И, понизив голос, перешел на доверительный тон.
– Подстрелишь кого-нибудь – неприятностей не оберешься! Или потеряешь…
В приемной пришлось долго ждать, пока Золотарев освободится. Но когда они
– С возвращением, Максим Витальевич. Как съездил?
– Спасибо, нормально… Свидание дали без проблем, правда, видел только отца, мать приболела… Ну а он не сломлен и настроен держаться до конца. Потом
Двухстраничный отчет о поездке, лежал на столе генерала, но тот предпочитал личные впечатления. И стычки с бандитами его, конечно, не
– А что с мамой? Что-то серьезное? – на лице Золотарева отобразились искреннее участие и забота. Для человека, две трети жизни отдавшего разведке, это было не такое уж сложное физиогномическое упражнение: вертикальная складка у переносицы, чуть присобранные вперед губы, тревожный взгляд, направленный
– Нет, – сказал Макс. – Давление подскочило… А отец бодрый, загорелый,