Настоящее сокровище
Шрифт:
Принц Уэльский, в кругу семьи и друзей просто Берти, посетил один из таких приемов в 1871 году. На костюмированном балу он появился в костюме шотландского горца — в килте, с кожаной сумкой на меху и прочей национальной атрибутикой.
Доказательством этого посещения служил хранившийся в доме старый, немного смазанный дагерротип, на котором рядом с ее родителями был запечатлен будущий король Англии Эдуард VII.
Девушка тихо вздохнула, с трудом удерживаясь от желания подтянуть вверх слишком откровенный вырез платья. Оказалось, что носить старинную одежду — целое искусство.
Девушка посмотрела на шелковый шарф, по диагонали пересекавший ее платье и приколотый у плеча серебряной брошью в виде веточки клюквы. Шарф был не просто данью моде, его расцветка повторяла цвета ее клана.
Сегодня, во время последней примерки, портниха жалобно простонала:
— Но это же клетчатый шарф, мисс Сторм.
— Да, клетчатый, ну и что из того?
Портниха скрестила руки на груди в ожидании объяснений.
— Я являюсь представительницей клана Стормов, — сказала Тори.
Портниха никак не откликнулась на эти слова и только слегка выгнула искусно подведенную бровь. Тори попыталась выразиться яснее:
— Сегодняшний бал посвящен викторианской Шотландии.
— Это мне известно, мисс Сторм.
— Мы вместе с мисс Фрэйзер сами выбрали эту тему. Маленький точеный подбородок задрался еще выше.
— Ну конечно.
— Я надену этот шарф в любом случае, — решительно заявила Тори, предупреждая дальнейшие возражения.
Тори гордилась своим шотландским происхождением. Конечно, она не собиралась переселяться на родину — далекий остров в районе западного побережья Шотландии, — но была рада случаю напомнить о ней своим американским друзьям. И благотворительный бал подходил для этой цели как нельзя лучше.
Появление хозяйки поместья в элегантном платье, являвшем собой чудо портновского искусства, стало главным событием вечера. На протяжении всего бала между гостями шел безмолвный торг за это платье, средства от продажи которого должны были пойти в различные благотворительные учреждения. Традиция ежегодных благотворительных балов появилась между первой и второй мировыми войнами и с тех пор передавалась из поколения в поколение. В течение последнего десятилетия обязанности хозяйки поместья Сторм лежали на плечах Виктории.
Она отпила еще один глоток шампанского и, медленно пробираясь через зал, нашла наконец место, где могла побыть немного одна.
Временами ей безумно хотелось забыть обо всех делах, забыть об этом благотворительном бале, о работе в различных филантропических организациях, какими бы значительными и нужными эти организации ни были, а они действительно были очень нужны; забыть о своем положении в обществе и о тысяче других обязанностей, которые достались ей в наследство вместе с фамилией Сторм.
Положение Тори усугублялось тем, что она была последней из рода Стормов. Девушка тяжело вздохнула. Жить с фамилией Сторм всегда было нелегко. В детстве Тори находилась под
Значит, таково ее предназначение…
Даже Питер Николсон — славный, милый и такой надежный Питер — тоже был частью наследства, оставленного ей родителями. Он считался ее женихом почти с колыбели. Как и предполагалось, став взрослыми, они составили отличную пару. Это было общее мнение. Они принадлежали к одному кругу, оба владели большим состоянием и получили образование в элитарных учебных заведениях. Они были как две горошины из одного стручка… правда, слишком хорошо знакомые и слишком предсказуемые друг для друга.
За всю историю их знакомства Питер совершил только один неожиданный поступок: в минувший уик-энд он срочно отправился в Даллас по какому-то совершенно неотложному делу. Это был первый и единственный случай, когда он пропустил ежегодный благотворительный бал.
Тори вздохнула еще тяжелее, но внезапно замерла: где-то под правой грудью в тело ей впилась булавка. Должно быть, портниха оставила ее. Девушка незаметно поправила платье, чтобы булавка не кололась, и снова отдалась размышлениям.
Монте-Карло. С каким бы удовольствием она бросила все и сбежала на лето в Монте-Карло!
Нет, лучше в другое место, подальше от ярких огней и чопорного светского общества.
Тогда в провинцию. Или в Портофино. Или на Карибские острова… как ее лучшая подруга Джейн Беннет. Теперь, правда, Джейн Холлистер.
Тори была вынуждена признать, что завидовала своей бывшей соседке по комнате, и не только потому, что та вышла за красавца Джейка Холлистера, но и потому, что новобрачные купили себе остров в Карибском море, где могли в любой момент спрятаться ото всех.
Ей тоже хотелось иметь место, куда можно было бы убежать, и возлюбленного, с которым хотелось бы убежать.
Странно, но она никогда не представляла в этой роли Питера Николсона.
Тори очнулась от своих мыслей и распрямила плечи. Молодая женщина, получившая хорошее воспитание, должна тщательно следить за своей осанкой — это было первое правило, которое Тори усвоила в школе юных леди мисс Портер, где проучилась с девяти до четырнадцати лет.
Отчего-то ей вдруг стало холодно.
Опять это ощущение, что за ней наблюдают.
Виктория подняла глаза и увидела свое отражение в огромном зеркале на противоположной стене. И одновременно с этим — отражение мужчины, расположившегося в дверях между бальным залом и комнатой для гостей. Вот он! Интуиция подсказала ей, что именно этот человек был источником ее тревоги.
Заметив движение ее головы, он быстро отвел глаза и притворился, будто рассматривает картину — признанный шедевр начала века кисти Джона Сарджента. На портрете были изображены ее родная и двоюродная прапрародительницы в девичестве — две рыжеволосые красавицы в пору расцветающей женственности. Художник запечатлел их в белых муслиновых платьях, с голубыми атласными лентами в волосах. Из всего собрания картин, находившихся в доме, эту Тори любила больше всего.