Наталия Киндинова. Память сердца
Шрифт:
Наконец он переломил себя, и я оказалась у него в труппе, хотя ехать в Латвию поначалу отказывалась. Хомский показался мне несерьезным. Какой-то мальчишка в очках и кудрях. И это главный режиссер?! Хотя он сразу наобещал мне кучу ролей. Но Вениамин
В Москве я жила в комнате коммуналки с папой, мамой, братом Женей и бабушкой. Думаю, именно перспектива и дальше соседствовать с родственниками на клочке квадратных метров вытолкнула меня в Ригу. Латвия в то время приравнивалась к загранице. Чтобы не ударить в грязь лицом, меня решили приодеть перед поездкой, впервые сшили пальто на заказ – приталенное, с черным каракулевым воротничком. Я была тоненькой и выглядела в нем как Гурченко в «Карнавальной ночи».
В Ригу мне в течение года звонили из Театра Советской армии: не вернусь ли в Москву? Звал меня и Борис Равенских. Но метаться я не привыкла. Поселилась в общежитии. В соседней комнате – Женя Лазарев, с которым мы очень подружились.
Однажды пригласили меня в ресторан режиссер Аркадий Бирюков, ставивший спектакль у нас в театре, и Петя Горин – прекрасный актер, лучшего Сирано я в своей жизни не знала, – а красавец какой: бровью поведет и ты падаешь. Я пошла. Как оказалось, это был не только ресторан, но и ночной клуб, где развлекался офицерский состав заходивших в Ригу и Лиепаю кораблей. Но я-то этого не знала, хотя обстановка мне с самого начала показалась странной: столики утопали в темноте, а пол подсвечивался. Когда мы с Гориным пошли танцевать, я с ужасом увидела, как мужчина, вальсирующий напротив, расстегивает на партнерше платье. «Боже мой! Где же это я?!» – подумала с испугом. Более того – в клубе оказался и Хомский. «Смотрите, Павел Осипович! – запаниковал Горин. – Сматываемся!»
Петя проводил до дома, но мы даже не целовались. На следующий день меня вызвал завтруппой:
– Наташа, у нас будет серьезный разговор.
– Что случилось?
– Начинаете жизнь в театре с посещения злачных мест?!
– Каких мест?!
– Всем известных, куда ходят одни…
Со мной случилась истерика. Я ведь не знала, что это за ресторан и какого сорта женщины его посещают.
– Это вы, Павел Осипович, нажаловались! – рыдая, бросила я обвинение главному режиссеру.
Хомский молчал и разглядывал меня. Изучал.
– Взрослая уже, должна соображать, – наконец сказал он.
Видимо, по моей реакции Хомский и завтруппой поняли, что актриса лишь по паспорту взрослая, а на деле еще не вышла из детсадовского возраста, и махнули на меня рукой. Как говорил мой сосед по общежитию и добрый приятель Женька Лазарев: «Видно же, что ты – дурочка!»
Конец ознакомительного фрагмента.