Natura bestiarum.
Шрифт:
— Стоять! — крикнул Курт, перекрывая какофонию, когда рыцарь рванулся вперед, явно порываясь бросить свой щит на пол, и на сей раз тот подчинился, застыв на месте.
Фон Зайденберг не успел бы — это он понял еще до того, как зверь, распрямившись и сбросив с себя остатки досок, сгреб обожженного человека в охапку, точно домохозяйка грязное белье, несомое к кадушке с водой, и крик оборвался, когда на пол шлепнулось смятое и изорванное когтями тело. Замерший у баррикады зверь взрыкнул, когда горячие брызги угодили на его спину, и бросился вперед, перескочив баррикаду стремительным прыжком, кажется, даже не видя за яростью и болью выброшенного навстречу утыканного железом щита в руках Бруно. Помощник, покачнувшись,
Курт метнулся к Бруно на полу, отбросив не слишком годящуюся для боя в такой тесноте самодельную пику и выхватив меч, но удара нанести не успел — ошпаренный водой оборотень, в один скачок покрыв расстояние до баррикады, перемахнул ее, оттолкнувшись от перевернутой столешницы и оказавшись по ту ее сторону. От меча Ван Аллена тот отшатнулся, увернувшись и отпрыгнув назад и в сторону, и очутившийся прямо перед ним Карл Штефан застыл на месте, глядя на зверя расширившимися глазами.
Курт рванулся вперед; достать он мог лишь до открывшейся ему спины, и для того, чтобы стальной клинок нанес сколь-нибудь ощутимое повреждение, бить надо было наверняка и со всей силой, на какую был способен. Лезвие вошло в спину у самого хребта, он дернул вниз, скрипя полотном о кость, и подался вперед, вгоняя меч глубже, в утробу. Оборотень с ревом выгнулся, взмахнув лапами, и Карл отлетел назад, ударившись о стойку; что-то на его одежде пунцовело кровавым пятном, но сейчас не было времени разбираться, ранен ли он или же это чужая кровь. Зверь развернулся, едва не выдернув рукоять из ладоней; из рваной сквозной раны лилась алая жижа, перемешанная с содержимым нутра, и глаза, полные ярости, вряд ли видели что-то перед собой, затуманенные исступленным бешенством и болью. Ван Аллен возникнул словно из-под пола, косым ударом снизу вверх вспоров плечо, и Курт, поднырнув под когтистую лапу, со всей мочи саданул по горлу, взрезав глотку и почти перерубив позвоночник.
Не глядя на содрогающееся тело, он развернулся, снова бросившись к помощнику, и остановился, внезапно осознав, что уже два мгновения слышит только тишину, нарушаемую лишь свистом ветра и тихими причитаниями Карла Штефана.
Бруно с ободранным лицом сидел на полу, прижимая к груди правую руку, а оборотень, испещренный зияющими в темной шерсти ранами, лежал в стороне, наполовину сползший с перевернутого щита. В горле зверя засела заточенная этим вечером кочерга, глазницу пропорол кусок железа, чье былое назначение угадывалось уже с трудом, и Хагнер, дыша тяжело, словно после долгого бега, стоял над ним с арбалетным болтом Ван Аллена в руке, залитой кровью по запястье. Фон Зайденберг, все еще припирая к стене нанизанное на щит существо, смотрел в помутившиеся мертвые глаза прямо перед собою пристально и напряженно, явно ожидая внезапного рывка и не решаясь отступить и сбросить оборотня на пол.
— О, Господи, — сумел, наконец, разобрать Курт и медленно повернулся на голос, глядя на Карла Штефана, лежащего у стойки. — Господи, он меня порвал… О, Господи…
— Альфред, — тихо, через силу выговорил Хагнер, и он обернулся к трактирщику.
Тот сидел кривобоко, прислонясь спиной к накренившейся баррикаде, ловя воздух посиневшими губами, и лицо его было цвета цементной пыли.
— Сердце… — прошептал он чуть слышно. — Отпустит, ничего… Отдышаться только…
— Брось
Глава 16
— Надо убрать доски и бревно от двери, — все так же с трудом складывая слова, произнес Хагнер. — Надо закрыть ее.
— Нельзя, — возразил Курт, кивнув помощнику: — Как ты?
— Нормально, — отозвался тот, медленно и неловко поднимаясь. — Просто ушиб сустав и оцарапал щеку.
— Нельзя трогать дверь, — продолжил он, подойдя к трактирщику. — Сейчас ему плохо различимо, что происходит здесь, но если он увидит, что мы спокойно разгребаем завалы, тотчас поймет, что стая перебита. И нападет… Альфред? Точно в порядке?
— Да, — отозвался тот, встав на ноги, и покачнулся, побледнев еще больше. — Переведу дух и…
— … и уйдешь на кухню к жене, — докончил за него Ван Аллен, сидящий на корточках перед раненым. — И этот тоже. Помощи от вас теперь никакой, так хотя бы не будете мешать. Нападет он в любом случае, и вполне возможно, что уже примеривается, как бы поудачнее вскочить в дверь; этот гад не чета своим подручным, он и сноровистей, и прытче. Посему — не тянем время; встали и пошли.
— Я умру? — плачуще спросил Карл Штефан, зажимая обеими ладонями кровоточащий бок, и, когда охотник отвел его руки в сторону, вскрикнул, болезненно зажмурясь. — Господи, я умру… Я не могу сейчас умереть, я не хочу, я не готов…
Курт подступил ближе, заглянув через плечо Ван Аллена. На ребрах неудачливого возлюбленного и еще менее удачливого вояки пролегли две рваные полосы, явно зацепившие кость, и чуть ниже, едва коснувшись мышцы, краснел еще один порез.
— Есть еще время подготовиться, — не дав охотнику пренебрежительно отозваться о его боевых трофеях, серьезно сказал Курт. — Все умирают когда-нибудь, Карл, и готовым к этому надо быть в любую минуту. Или ты надеялся жить вечно?
— О, Господи, — простонал тот, снова прижав ладони к ребрам, — я не могу сейчас! Не сейчас, только не сегодня! Господи, я больше не буду, я исправлюсь, честное слово, только не дай мне умереть, не сегодня!
— Либо душа нашего кликуши переселилась, либо молитвословие заразно, — буркнул Ван Аллен; Курт пожал плечами:
— В его случае это нелишне. Как знать, Карл, быть может, случится чудо, и тебе дадут еще время.
— И пару пенделей, — докончил охотник, довольно бесцеремонно вздернув раненого на ноги, и кивнул трактирщику: — Уведи его на кухню, напоите серебряной водой, промойте ею и затяните чем-нибудь эти… до чрезвычайности опасные смертельные раны. Когда мы разберемся с вожаком, я его заштопаю.
— А если не разберетесь? — уточнил Альфред Велле тихо, и тот усмехнулся, подтолкнув его в спину:
— Ну, тогда и суетиться будет ни к чему… Шагай резвее.
— Макс, ты тоже, — подал голос Бруно, когда кухонная дверь уже закрылась за уходящими. — Нечего тебе делать здесь.
— Я останусь, — твердо возразил тот; охотник кивнул:
— Разумеется, останешься. А ты, помощник инквизитора, подумай о том, что, не окажись парень рядом, эта тварь раздавила б тебя, как лягушку. Решает, само собой, Молот Ведьм, мальчишка под его покровительством, но я б советовал его не гнать.
Сейчас Хагнер никуда не пойдет и слушать никого не станет; чтобы понять это ясно и четко, не надо было иметь в своем арсенале макаритскую выучку и почти шесть лет инквизиторской службы — в лице парня была решимость, а в глазах упоение своей первой победой и упрямство, переломить которое можно было разве что силой. Приказным тоном повелеть сейчас исполнить указание, услышать в ответ отказ и не суметь ничего этому противопоставить, кроме рукоприкладства… В сложившейся ситуации это одно способно уронить авторитет майстера инквизитора ниже пола.