Натуралист на мушке
Шрифт:
У края утеса, там, где земля достаточно мягкая, чтобы ее копать, находится особая зона расселения тупиков. Здесь они роют свои норы с помощью сильных клювов и лап. Тупики расположились плотными группами, и они почти позволяли на себя наступить, прежде чем броситься с края утеса и улететь прочь, быстро взмахивая крыльями, при этом их лапки болтались сзади, словно маленькие оранжевые ракетки для пинг-понга. Стоило посмотреть на зеленые вершины скал, усеянные многими сотнями этих важно расхаживающих птиц в аккуратных черно-белых смокингах, с огромными клювами в оранжево-красную полоску, напоминавшими карнавальные носы. Возникало впечатление, что присутствуешь на съезде клоунов. В дополнение к такому изначально забавному виду у многих птиц, только что вернувшихся с рыбной ловли далеко в море (порою в поисках добычи они отлетают от берега на триста километров), по обеим сторонам ярко раскрашенных клювов
Пройдя дальше вдоль края утеса, мы наткнулись на двух человек, занятых крайне любопытным занятием — ужением тупиков. Я знаю, что в отдаленных уголках земного шара аборигены порой ведут себя весьма экстравагантно, но никогда ранее мне не доводилось видеть что-либо подобное. Присев на ягодицы, они медленно съезжали к краю обрыва, где расположилась группа степенных тупиков, настороженно наблюдающих за их приближением. Один из мужчин держал в руках длинный шест с петлей на конце. Наметив себе жертву, он осторожно подкрался к ней, ловко манипулируя петлей, набросил ее на одну из оранжевых лапок тупика, а затем подтащил к себе бьющую крыльями, кудахчущую птицу; и, оказавшись в пределах досягаемости его напарника, она попала к нему в руки. Я подумал, что это достаточно странная манера обхождения с птицами в месте, которое, в конце концов, является заповедником. Однако, когда мы подошли поближе, я понял, что они прикрепляют кольцо на лапку тупика. Такие кольца служат для тупика своеобразным паспортом пли идентификационной карточкой. Если птицу потом найдут больной или мертвой либо она просто попадет в сеть, кольцо на ноге скажет о том, где и когда она была окольцована. Разумеется, для птицы эта процедура является своего рода бюрократией, но она позволяет нам узнать много нового о загадочной жизни морских птиц вдали от берега, в перерывах между брачными сезонами.
Два смотрителя рассказали нам о том, что на скалах мыса Германес сотни тысяч тупиков выводят свое потомство, и только в течение периода размножения птицы выходят на берег и их можно отловить для кольцевания. Они передали мне своего пленника, чтобы я сказал несколько слов в камеру о тайнах, связанных с жизнью тупиков, и мне очень быстро пришлось испытать на себе, что при всей своей комичной внешности и кажущемся тупоумии тупики отлично знают, как за себя постоять. Я достаточно беспечно взял тупика на руки, и через мгновение толстый, похожий на бритву клюв, словно гигантская крысоловка, защелкнулся на моем большом пальце, а острые, как иглы, когти, ничуть не уступающие кошачьим, начали раздирать мне руки. Закончив произносить перед камерой свой монолог, я был счастлив поскорей освободить воинственного приятеля и позволить Ли оказать первую помощь моим израненным рукам.
— Теперь, после того как меня чуть не разорвал на части туник, — обратился я к Джонатану, — какие еще испытания для меня заготовлены?
— Теперь нам предстоит спуститься вниз, — ответил Джонатан.
— И где же? — поинтересовался я.
— Прямо здесь, — сказал он, показывая на край утеса, который, насколько я мог видеть, почти отвесно обрывался к морю, плещущемуся у его основания шестьюстами футами ниже.
— Но ты обещал мне спуск по тропе, — запротестовал я.
— Так вот она, — сказал Джонатан. — Если ты подойдешь к краю, то сможешь ее увидеть.
Соблюдая максимальную осторожность и борясь с начинающимся приступом тошноты, я приблизился к краю. Петляя среди пучков травы и армерий, вниз сбегала едва различимая линия, выглядевшая так, словно в далеком туманном прошлом этот извилистый путь протоптало стадо одурманенных козлов, которые, шатаясь, спускались по отвесной стене, чтобы предаться у ее подножия пьяной оргии.
— И это ты называешь тропой? — поинтересовался я. — Если бы я был серной, то, возможно, согласился бы с тобой, но ни один человек, рожденный женщиной, не сможет здесь спуститься.
Пока я говорил, Крис, Дэвид и Брайан со своими тяжелыми рюкзаками, нагруженными съемочной аппаратурой, прошли мимо меня и исчезли внизу на покрытой тенью тропе.
— Только и всего, — сказал Джонатан. — Здесь нет ничего страшного. Нужно лишь расслабиться. Я буду ждать вас внизу.
С беспечным видом он начал спускаться по почти отвесной скале. Ли и я посмотрели друг на друга. Я знал, что она тоже страдает от головокружений, но не в такой острой форме, как я.
— Ты не помнишь, в наших контрактах где-нибудь говорится о
— Вероятно, в каком-то из примечаний, — печально ответила она.
Сотворив быстренькую молитву, мы начали свой путь вниз. Путешествуя по всему свету, мне не раз приходилось испытывать страх, но спуск с этого утеса по остроте ощущений с лихвой перекрыл весь мой прошлый опыт. Остальные шагали по едва различимой тропе так, словно это была широкая, ровная автострада, в то время как я сползал на животе, отчаянно цепляясь за пучки травы и маленькие растения, которые, конечно же, легко расстались бы с поверхностью скалы при более значительном усилии с моей стороны, мелкими шажками продвигаясь по тропе шириной в шесть дюймов, изо всех сил стараясь не смотреть в ту сторону, где скала почти отвесно уходила вниз, мои руки и ноги отчаянно дрожали, а тело стало липким от пота. Это было постыдное зрелище, и я чувствовал себя ужасно неловко, но поделать с собой ничего не мог. Страх высоты невозможно вылечить. Когда я все-таки добрался до подножия утеса, мышцы на моих ногах дрожали так сильно, что мне пришлось присесть на десять минут, прежде чем я снова смог ходить. Я позволил себе несколько резких высказываний в адрес предков Джонатана и предложил ему совершить над собой несколько процедур — к несчастью, трудновыполнимых.
— Что ж, тебе удалось спуститься вниз в полной сохранности, — заметил он. — Теперь осталось побеспокоиться лишь о том, как вновь подняться наверх.
— Меня это не волнует, — резко ответил я. — Ты можешь спустить сюда палатку и организовать доставку продуктов, а мы устроим здесь свою резиденцию — отшельники острова Анст.
Говоря по правде, место для этого подходило как нельзя лучше. Там, где заканчивалась так называемая тропа, находилась ровная площадка, покрытая дерном, и с нее открывался хороший вид на поверхность утеса в двух направлениях. Береговая линия представляла собой нагромождение огромных валунов, некоторые из них были размером с просторную комнату, и между ними ревело и пенилось темно-синее бушующее море. Вся скалистая береговая линия, насколько мог видеть глаз, была усеяна птицами, а в небе их было столько, что они напоминали гигантские снежинки, кружащиеся над нашими головами. Какофония их криков была просто ужасающей. Повсюду виднелись кучки кайр, тесно жмущихся друг к другу на своем уступе. Многие из них сжимали между лап свое единственное, ярко раскрашенное яйцо. Яйца зеленые, коричневые, желтые, желтовато-коричневые, в крапинку и в пятнышках и среди них, подобно отпечаткам пальцев, ни одной идентичной пары. Их странные, брюзжащие голоса эхом отдавались среди скал, когда они толкались друг с другом или поучали птенцов. Их брачный сезон уже давно закончился, но мне приходилось наблюдать этот необычный ритуал ухаживания кайр в других местах. Пожалуй, самой любопытной частью брачного ритуала является своеобразный групповой танец птиц на поверхности моря. Кайры извиваются и кружатся, танцуя над волнами, а затем, совершенно внезапно, словно бы повинуясь какому-то таинственному сигналу, они все одновременно ныряют и продолжают свой танец под водой. В то же самое время отдельные группы совершают в воздухе фигуры высшего пилотажа, и можно наблюдать, как сотни птиц кружатся, машут крыльями, пикируют и взмывают в небо так, словно они представляют собой единое целое. Какими мгновенными сигналами они обмениваются друг с другом для достижения такой необычайной синхронности полета, разглядеть нельзя, но сигналы должны существовать, поскольку без них подобная согласованность действий просто невозможна.
На других уступах находились слепленные из корней и глины гнезда моевок — опрятных, скромных на вид чаек. В то время как другие виды чаек оставили морские просторы и теперь промышляют на суше, обследуя пашни и городские свалки, консервативные моевки сохранили свою преданность морю. Это такое хрупкое, застенчивое маленькое существо, что когда оно вдруг открывает клюв и издает хриплый пронзительный крик, от неожиданности можно испытать настоящий шок. Я заметил, что моевки Германеса великие садовники; сидя в своих гнездах, они постоянно заняты тем, что перекладывают с места на место корешки, гальку и комочки глины, делая удобные колыбельки для своих яиц.
Ниже моевок, среди камней и скал, расположились красавицы гагарки в элегантном черно-белом оперении, с клювами, похожими но форме на опасную бритву, тонко оконтуренными белыми полосками. Они выглядели как группа одетых с иголочки банкиров. Однако время от времени какая-то из птиц впадала в экстатическое состояние — задирала клюв к небу, щелкала им, словно парой кастаньет, а партнер нежно пощипывал ее за шейку и чистил перышки. Лично я никогда не видел, чтобы банкиры (даже самые компанейские) предавались такой процедуре.