Научи меня любить
Шрифт:
– Ты спросил, чего я хочу. Я ответила, Андрей.
– Я не об этом спрашивал тебя. Я спрашивал – чего ты хочешь от жизни.
– Жить, – ответила она. – Жить и радоваться ей, этой жизни. Хотя бы иногда.
– И что, не получается?
«Сегодня – как раз получилось», – мелькнула мысль, но вслух высказывать ее она не стала. Ответила неопределенно:
– Не всегда.
– Тогда скажи, что я должен сделать? Что я должен сделать, чтобы ты могла радоваться жизни?
«Исчезнуть из нее», – снова возникла предательская мысль, и снова Ирина промолчала.
– Молчишь…
«Баклажан, – поток бессвязных мыслей продолжался. – Девятка цвета „баклажан“… Я даже номера не запомнила. Да мало ли по городу этих „баклажанов“ ездит? Безнадежно… Господи, почему же все так безнадежно?!»
От досады она снова чуть было не ударила кулаком по панели.
– … я хочу, чтобы у нас все было нормально. Как у людей…
– О чем ты? У каких людей?
– У нормальных, обыкновенных людей, Ирка. Я устал от твоих бесконечных приступов меланхолии, я не могу к ним приспособиться, я не понимаю их природы. Ты вся – как стихийное бедствие, ты всегда настолько внезапная…
Она с некоторым удивлением прислушивалась к его словам. За шесть лет ей впервые доводилось слышать подобное.
– А я хочу определенности. Я хочу, чтобы все было понятно и просто. Я устал от бесконечно преследующего меня ощущения, будто ты от меня ускользаешь. Будто я теряю тебя… А я не хочу тебя терять, Ирка.
Она вдруг вспомнила о том, над чем задумывалась еще утром: что-то в нем изменилось. И только в этот момент вдруг отчетливо осознала, что: он на самом деле боится ее потерять. Панически боится… Этот страх появился совсем недавно. Этой ночью, той самой ночью, когда оба они не спали, и, находясь в разных концах города, думали друг о друге. «Только почему, – в который раз подумала она, – почему именно теперь, именно сейчас – этот страх? Раньше он был абсолютно спокоен на мой счет и даже не задумывался о том, что меня, оказывается, можно потерять… Странно!»
– Ты меня не потеряешь, – выдавила из себе с огромным усилием привычные уже слова. Они не подействовали. Помолчав некоторое время, он снова спросил:
– Так что это был за знакомый?
– Да никакой не знакомый. У него машина сломалась, а я мимо шла. Вот и познакомились…
– И как, договорились встретиться? – спросил он почти язвительно.
Она чуть не задохнулась от нахлынувшей внезапно злости.
– Не успели. Ты слишком вовремя появился…
Он резко сбросил скорость, остановил машину.
– Ладно. Хорошо. Пусть будет по-твоему. Давай вернемся и дотащим его до города. Давай, если для тебя это так важно. Я же вижу, ты только об этом и думаешь…
– У тебя нет троса.
– У меня есть трос.
– Тогда давай вернемся. Давай вернемся, Андрей, – ответила она торопливо, почти заискивающе, ненавидя себя саму за это подобострастие и испытывая одновременно еще тысячу разных чувств.
Она даже не смогла сразу понять, какое из них было главным.
И только потом, когда он на самом деле повернул машину и они поехали в обратном направлении, поняла – надежда.
Чувство было давно забытым, почти не знакомым. Она уже слишком долго жила, ни на что не надеясь. И вдруг…
Ирина даже накрыла своей ладонью его руку, сжимающую рычаг переключения скоростей. Она ощутила пронзительную благодарность к этому человеку, который уже начинал в ее сознании постепенно сливаться с образом того самого палача из мрачного стихотворения Ахматовой.
– Андрей, спасибо тебе. Ты даже не представляешь… На самом деле, я обещала помочь – и уехала. Это ведь совсем не по-человечески получается…
– Да успокойся ты, ради бога, – ответил он сухо. – Я вижу, сильно он тебе запал в душу, этот случайный знакомый. А я – просто последний дурак. Идиот, который совершает непростительную глупость. Что ты со мной сделала, Ирка?
– Ты не идиот, и я ничего с тобой не сделала. Мы просто поможем ему добраться до города, и все. В этом нет ничего особенного…
Она говорила что-то еще, успокаивала его, чувствуя, что сама не может успокоиться. Что эта предстоящая встреча для нее слишком волнительна и, определенно слишком важна… И удивлялась этому новому ощущению: как давно в жизни не случалось ничего важного, ничего такого, от чего могло так быстро биться сердце.
Они успели отъехать достаточно далеко – Андрей повернул машину, когда огни города были уже совсем близко.
– Только бы успеть, – поговорила она вслух то, о чем подумала.
Он усмехнулся какой-то ядовитой усмешкой.
– Я тебя не понимаю. Если ты имеешь ввиду, что мы успеем подобрать его раньше, чем это сделает кто-то другой – я тебя просто не понимаю. Какая разница, в конце концов, кто именно потащит его на прицепе – ведь главное, чтобы он смог добраться до города? Или совсем не это главное?
Ночь мчалась навстречу, врезаясь в лобовое стекло всей своей чернотой и тысячами осколков бледно мерцающих звезд. Нужно было что-то сказать в ответ, и она сказала:
– Я просто ему обещала, понимаешь? Не злись, прошу тебя…
– Я не злюсь. Я всего лишь пытаюсь понять. Тебя и себя. И – не понимаю… Я не понимаю, зачем делаю это. Зачем мне нужно среди ночи тащиться бог весть куда, чтобы подобрать какого-то придурка, прицепить его и тащить в город. Зачем мне это нужно…
– Он не придурок, – хотела промолчать, но все-таки сказала Ирина.
– Хорошо, допустим. Тогда скажи, кто он? Я ведь, по крайней мере, должен иметь хотя бы приблизительное представление о том, ради кого, собственно…
– Он обыкновенный человек. Просто очень хороший человек…
– Ты давно его знаешь?
– Нет, совсем недавно.
– Вот как. И что же в нем хорошего?
– Все… Прошу тебя, Андрей, успокойся.
– Я спокоен. Я совершенно спокоен. Значит, хороший человек. Значит, недавно… И где же вы познакомились?
– Здесь, на трассе, и познакомились. Я шла мимо, а у него машина сломалась… Я ведь, кажется, уже говорила тебе.