Научи меня плохому
Шрифт:
– Конечно, милый, - выпуская из ярких губ серое облачко дыма.
– Иначе б не стремилась сюда так настойчиво. О тебе говорят - ты умен. И любишь, чтобы тебя окружали такие же люди. Так почему ты не хочешь взять меня в свою команду? Я намного лучше, чем пустая красотка Крис…
Алекс взглянул на нее неодобрительно. Ее глупость начинала его раздражать. Разряженная в яркие, но дешевые тряпки, она даже не могла увидеть разницы между собой и Крис. И Алексом, сидящим рядом с ней.
– А ты уверена, - неприязненно спросил он, - что кто-то здесь на тебя соблазнится?
– Ты меня
– хихикнула Ирис, оглядывая его безупречный костюм.
– Правда? Не там родилась, не у тех родителей… Не сильно богата, не слишком дорогое шампанское пью по утрам, да? Не так одеваюсь, и брендовые вещи у меня не водятся. Кристина тебе кажется лучше, - Ирис зло мотнула головой, отчего ее золотистые волосы, собранные в жгут, хлестнули ее по плечу.
– Да, - поддакнул Алекс.
– Она намного лучший вариант, чем ты. По всем параметрам. Красива, умна, образована, воспитана. Из приличной семьи. Высшая каста. Слышала о таком?
– Трахается неплохо, - зло поддакнула Ирис. Алекс снова кивнул.
– А если я скажу, - зло выдохнула Ирис с невероятной ненавистью, глядя прямо в глаза Алексу, - что это не так? А если я скажу, - она неприятно хохотнула, - что мать ее - спившаяся старая потаскушка, живущая в трейлере со сворой вонючих собак? Как тебе такой высший свет, м-м-м?
– Что?!
Глаза Алекса потемнели, стали почти черными от расширившихся зрачков. Он поперхнулся своей водой и весь подался вперед, уставившись в злые глаза девушки.
– Что слышал, - зло ответила ирис, торжествуя.
– Крис - дочка от первого брака Майлза. Молодость, секс, наркотики, рок-н-ролл. Я не знаю, почему они развелись, - Ирис выглядела как победительница.
– Только он каждый месяц высылает ей подачку, немного, долларов триста, пятьсот. Наверное, больше нельзя - напьется до смерти. Или просто жалко ему тратить деньги на всякую шваль. С посыльным, на указанное место отсылает - потому что адреса у нее нет, она колесит по побережью. Давай, беги к Крис! Высшая каста, говоришь? Пару месяцев просрочить оплату, и эта мадам явится со всеми своими блохастыми кобелями на порог офиса, с кружкой для бедных. Да, наверное, так и будет, теперь это вылезет на поверхность, кроме Майлза кто еще будет возиться с этой теткой, деньги ей передавать…
Алекс, потрясенный, молча переваривал эту информацию.
– Майлз однажды только обмолвился своей бывшей женушке, - небрежно продолжила Ирис, никем не останавливаемая, - что она была еще та потаскуха… как думаешь, может и Крис такая? Она же на тебя напрыгнула, говорят? И сейчас, сюда, явится, чтоб выпросит у этого пузана то, что ей надо. Как думаешь, чем она рассчитываться с ним будет?
Ирис улыбалась мерзко и цинично.
– А я не такая, - продолжила она, увидев, что мужчина не собирается ее останавливать.
– Я не таскаюсь по мужикам. Может, я не идеальна, и у меня свои ошибки в жизни были, да только я от женихов не сбегаю! На меня положиться можно! И из койки в койку не прыгаю!
– Это оттого, - медленно произнес Алекс, отходя от шока, - что тебя никто в свою койку не зовет.
Маклоски спокойно доедал свой десерт, когда за его стол, безо всякого предупреждения, уселась девица.
Не сказать, что Маклоски был сильно этому удивлен.
Просители время от времени врывались в его личное пространство. С криками, привлекая к себе внимание, с требованиями, с угрозами. У Маклоски была проверенная, годами отработанная тактика. Когда очередной настойчивый проситель нападал, яростно вопя что-то, Маклоски просто отстранялся, отодвигался, превращаясь в глухую и слепую статую, и несколько секунд выжидал, когда привлеченные шумом люди оттащат наглеца прочь.
Когда кругом все стихало, он с невозмутимым видом отмирал и продолжал заниматься тем, что делал до того.
Но сегодня все пошло не по плану, и четко отлаженная система дала сбой.
Странная девица - молодая, совсем юная, одетая как герцогиня на элитных скачках, - прошла к столику Маклоски с достоинством, неспешно, и уселась перед магнатом с таким видом, будто он ее ждал. У Маклоски глаза полезли на лоб. Однако, по многолетней привычке, на инстинктах, он тотчас замер до каменной неподвижности, даже его руки, сжимающие столовые приборы, на столе словно окаменели.
Эта неподвижность была знаком для окружающих, и к столику тотчас подскочил официант, чтобы без скандала, тихо, вывести девицу вон. Однако, она и тут повела себя не как все просители. В ней никак не проявилась тревога или обеспокоенность; устраиваясь удобнее, она подняла на официанта взгляд темных, спокойных кротких глаз и тихо произнесла:
– Кофе, пожалуйста.
Маклоски неподвижно молчал, тоже глядя на официанта.
Если б он возмутился, выразил каким-то образом свое недовольство или просто велел нахальную девицу вывести вон, вероятно, официант так и сделал бы. Но Маклоски молчал; вероятно, потому, что девице был назначено на это время? И официант, стушевавшись, угодливо поклонился и ускользнул выполнять заказ, а ошарашенный Маклоски оказался один на один с нахальной девицей.
Он думал, что если будет сохранять неподвижность, то она поймет, что он недоволен, и уйдет. Но девица и с места не двигалась, и Маклоски волей-неволей пришлось выйти из своего спасительного ступора.
– Что вам угодно, - прогудел он, из-под седых бровей поглядывая на девицу. На тарелке его лежало пирожное с вишенкой, и Маклоски хотел съесть его, причмокивая, без посторонних глаз.
– Доброго дня, - поздоровалась девушка, как нив чем не бывало.
– Вижу, вы не узнаете меня? А ведь я была вам представлена. На благотворительном вечере. Помните?
Девушка раздобыла в сумочке порядком измятую и истрепанную маску зайца, и Маклоски недовольно поморщился.
– Не припоминаю, - сухо ответил он.
– Эти благотворительные вечера тем и плохи, что подкрадываются все, кому не лень, и стараются запустит руку в карман, в котором им ничего не принадлежит.
Он очень рассчитывал, что девица смутится, оробеет от его грубости, но она и ухом не повела. Напротив - словно показывая своему собеседнику, что разговор предстоит долгий, она уселась, закинув ногу на ногу, свободно откинувшись на спинку стула. В ее глазах, таких смиренных и спокойных вначале, сверкнул дерзкий огонь.