Научи меня плохому
Шрифт:
Выйдя из квартиры Малиновского, Кира уже знала, что делать. Чувствовала, что Роме известно намного больше, чем он говорит ей, снова дружка покрывает, и очередное предательство близкого человека было вытерпеть трудно. Хотя, на Ромку она никогда особо не полагалась, он всегда был больше предан Андрею, но и к ней относился, как к его второй половинке, этого никому не позволялось оспаривать. А вот теперь молчит, скрывает. Врет. Что ж, тогда она выяснит все сама.
С самого первого дня отъезда молодой четы Ждановых на отдых, Киру не покидала эта мысль. Она казалась неправильной, унизительной, и Кира, конечно же, не собиралась… Но потом подумала о том, что может увидеть и найти в квартире Жданова. Ответы на все свои вопросы. Ведь ей стоит только взглянуть, чтобы понять,
Кира говорила себе это, стоя перед дверью квартиры Андрея и держа в руке ключи. Он так и не забрал их в свое время — то ли забыл, то ли не знал, как спросить, боясь ее еще больше расстроить, то ли просто не счел нужным. Наверное, подумать не мог, что она придет к нему в дом, без спроса, еще раз, когда он уже женат на другой женщине. Жданов всегда терпеть не мог, когда заставал ее в своей квартире, Кира это знала, всегда замечала тень недовольства на его лице, но намеренно никак не реагировала, однажды решив, что Андрей попросту оберегает свою независимость. Те крохи, что у него еще остались. А вот теперь она крадется в его квартиру, как вор. Проскользнула мимо вахтера, послав тому короткую улыбку, а теперь боится, что ее кто-нибудь из соседей заметит. Тогда, точно, все пропало.
Дверь открыла только потому, что стоять перед ней и дальше, было попросту опасно. Замерла на пороге, прислушиваясь, а потом шагнула в прихожую и поспешно прикрыла за собой входную дверь. На сердце стало подозрительно тяжело, даже кольнуло что-то, и Кира не сразу включила свет. А как только сделала это, взгляд сам собой забегал, отмечая знакомые и незнакомые детали. Сглотнула. Опомнилась и снова прислушалась. Но было понятно, что хозяев нет, тишина казалась гулкой, а пустота ощутимой. В гостиной громко тикали часы, отсчитывая секунды и минуты в одиночестве. Кира обвела прихожую еще одним взглядом, аккуратно перешагнула через женские пушистые тапочки, и мысленно отметила, что вот она-то никогда не бросает ничего в неположенном месте, и уж точно не уйдет из дома, оставив тапки на пути. Чтобы Андрей, когда придет, не споткнулся. А тут валяются…
В квартире ничего не изменилось, что удивило и обескуражило одновременно. Видно, Пушкарева не слишком хорошая хозяйка. Или осторожничает, боится что-либо менять, на вкус свой не надеется, что, впрочем, верно. Но там и тут попадаются ее вещи, какие-то мелочи, которые очень хочется убрать с неположенных им мест и бросить в камин. Кира с трудом сдерживалась, чтобы этого не сделать.
Тяжелое тиканье напольных часов сводило с ума. Они словно следили за ней, шпионили и грозили выдать ее пребывание здесь. Кира даже дотронуться до чего-либо боялась. То и дело оглядывалась и злилась на саму себя. В спальню зашла в последнюю очередь. Везде побывала — и на кухне, и даже в ванной, где пару минут разглядывала заставленную полку под зеркалом, зачем-то в корзину для грязного белья заглянула, но та оказалась пуста, видно, домработница приходила. И каждую секунду хотелось крикнуть: «Мое! Это все мое!». Даже футболка Жданова, что висела на крючке в ванной, рядом с халатом, которую он носил дома, тоже не могла иметь к Пушкаревой никакого отношения. Потому что это абсурд. Несколько месяцев назад все бы рассмеялись, заговори кто-нибудь о женитьбе Андрея Жданова на его страшненькой секретарше, а теперь лишь подробности смакуют. И она не смеется, стоит на пороге спальни, смотрит на широкую кровать, в которой сама провела столько ночей рядом с любимым, без сомнения, любимым мужчиной, а на глазах злые слезы.
Постель была идеально заправлена, в комнате порядок, домработница постаралась, ей все равно, чьи распоряжения выполнять — Киры Воропаевой, которая ее когда-то наняла, или новой хозяйки, которая, наверняка, понятия не имеет, как заботиться об Андрее. Кира обвела комнату мутным от слез взглядом, потом решительно прошла к письменному
Ноутбук Андрея лежал на столе, на полке рядом еще один, видимо, Пушкаревой. Бумаги разложены стопками, в другом ящике папки, тоже с документацией, Кира перебирала их, сама не зная, что ищет. Буквы расплывались перед глазами, ее колотило от волнения, невозможно было сосредоточиться. Руки трястись начали, и Кира на несколько секунд остановилась, встряхнула ими, и приказала себе собраться.
В одной из папок обнаружился брачный контракт. Воропаева пробежала его глазами, но кроме того, что после развода супруги не могут претендовать на имущество друг друга, ничего интересного в нем сказано не было. Правда, был еще загадочный параграф, в котором значилось, что супруги обязаны в определенный срок исполнить обязательства, перечисленные в приложении под таким-то номером, но никакого приложения Кира не нашла, как ни старалась. Вернула документ в папку, а папку в ящик стола, положила ровно, чтобы в глаза не бросалось.
У появившегося в углу туалетного столика, тоже было два ящика. Там лежали личные вещи Кати. Бумаги, книги, даже учебники, видно, хранимые еще со студенческих времен, несколько дисков, довольно объемная шкатулка, полная всякой ерунды. Кира без особого интереса заглянула, хотела закрыть крышку, но заметила глянцевую обложку блокнота или ежедневника внизу, и шкатулку все-таки достала. Она была полна открыток, каких-то записок, тут же лежал школьный аттестат, и главное сокровище Пушкаревой — красный диплом о высшем образовании. Его бы Кира первым отправила в огонь! Но заинтересовал ее не диплом, а тетрадь в твердой розовой обложке на дне шкатулки. В ней тоже были открытки, тетрадь выглядела довольно потрепанной, а от открыток, вложенных между страниц, казалась куда толще, чем была на самом деле. А еще застегивалась сбоку на маленький замочек. В общем, все это напоминало девичий дневник. Кира покрутила находку в руках, подергала замочек, но тот и не подумал поддаться. На нем был код, Воропаева пальцем бездумно колесики покрутила, вытянула угол одной из открыток, попыталась заглянуть внутрь, но кроме последних слов: «Твой А.», написанных, без сомнения, рукой Жданова, прочитать ничего не смогла. Но ведь писал Андрей! Писал Пушкаревой, и уверял ее, что принадлежит ей…
Дневник она на место не вернула. Проверив оставшиеся письма и открытки, и не найдя ни одного от Жданова, закрыла крышку и вернула шкатулку в ящик туалетного столика, поставила на место, надеясь, что Катя не скоро хватится пропажи. Хотя, если она любит перечитывать свои дневниковые записи… Есть ведь такие люди. Ну, так пусть докажет, что это она взяла!
Прежде чем выйти из спальни, снова остановилась перед кроватью, вдруг заметив зарубки на ее спинке. Разглядывала их в растерянности, потом подошла и рукой провела. Чем они тут занимаются?
В гостиной зазвонил телефон, и она вздрогнула. Нужно уходить.
Катя сидела на траве, и слушала, как над головой шумят березы. Солнечные лучи проникали сквозь густую листву, скакали по белым стволам, и Кате иногда даже приходилось прикрывать глаза рукой, когда их игра становилась чересчур бесшабашной и живой. Она щурилась, наблюдая за Ждановым, который бегом спускался с пригорка неподалеку, выглядел довольным, видимо, в этот раз фокус ему удался. О чем он ее и оповестил, когда подошел. Покрутил телефоном и весело сообщил:
— Я дозвонился!
— Здорово. А я вот все думаю, Андрюш, а как же они зимой тут… Так и бегают на этот пригорок, даже ночью и в мороз?
Жданов хмыкнул, потом присел рядом с ней, задрал голову вверх, чтобы посмотреть на шумевшие зеленые кроны.
— Не знаю и знать не хочу.
— Да? Не поедешь больше в дикие места?
Он усмехнулся в сторонку.
— Ты перестанешь меня этим тыкать или нет?
— Мне еще пока весело.
— Ага.
Она толкнула его локтем.
— Не вредничай. Вообще, здесь здорово, — она вдохнула полной грудью, — такая природа. Не даром это называется Домом художника.