Научи меня
Шрифт:
– Давай-давай, Кирюш, пару шагов осталось.
Тот мужественно дошел и плюхнулся, наконец, маме на ручке.
– Ну вы даете, - преувеличенно сильно восхитилась Надя, строя рожицы сыну.
– Еще чуть-чуть и бегать начнете.
Я мягко засмеялась, прикрывая дверь в зал, где сидел Митя.
– Это точно, на месте нам не сидится. Ты как, Надь?
Девушка посерьезнела.
– Ничего. Нормально все, в общем. Живу сейчас с родителями.
– Они как? Я имею в виду...
– Я поняла, - махнула рукой Надежда.
– Не важно
– Ты сейчас домой или к родителям?
– К родителям. Меня мама внизу ждет.
Я сразу засуетилась, выдвигая вперед две сумки с вещами и игрушками Кири, которые накопились в квартире за непродолжительный срок.
– Мне, наверное, помочь с сумками?
– Если нетрудно, - Надя мило улыбнулась и вышла, на ходу с Кириллом агукая и играя.
Анжела вылезла из машины только для того, чтобы коротко кивнуть мне и открыть багажник, чтобы я смогла положить туда сумки. На Кирилла она даже не взглянула.
Но временное перемирие после Ванькиных похорон оказалось всего лишь затишьем перед бурей. Ванькину квартиру, которая после его смерти досталась Наде и какая-то часть маме, пришлось продать в уплату долгов. Это важное решение принимали всей семьей - даже Анжела присутствовала. И именно она предложила продать квартиру. Мы все спокойно решили, без всякого дележа и перевода стрелок. Но этого мало было, поэтому Анжела и моя мама добавили денег от себя, чтобы окончательно погасить долг. Надькина мама, хоть и недовольна была, но спорить и торговаться не собиралась - это ниже ее достоинства. Но не смолчала.
– Хорош муженек, - прошипела Анжела на ухо дочери, когда моя мама куда-то вышла, а я строчила смс-ку Митьке. Но слышно было все прекрасно, к тому же не заметно, что Анжела так уж шифруется.
– Слов нет просто.
– Мама!
– Надька дернула мать за рукав и покосилась в мою сторону.
– Не надо!
– Что не надо? О себе не думал - ладно, он и о вас не подумал!
– Зачем ты так?
– А скажи мне - чем он думал? Он ни о ребенке не вспомнил, с которым ты одна осталась, ни о том, где вы жить будете, случись что.
– У нас был дом, - ответила Надежда, старательно понижая голос.
– И я никогда ни в чем не нуждалась, мам.
Анжела зло руками всплеснула.
– Зато сейчас. Кому ты нужна с ребенком, скажи мне? Семье его? Не смеши меня. Тебе девятнадцать лет - учиться надо, о себе надо думать, а не о том, где деньги взять, чтобы себя и ребенка прокормить. А я предупреждала тебя, Надь. Предупреждала. Скажешь нет?
– Не надо сейчас, пожалуйста, - умоляюще протянула Надя. Она, уже не скрываясь, поглядывала в мою сторону. Я, тоже не скрываясь, отложила телефон, скрестила руки на груди, качаясь на задних ножках стула, и с преувеличенным вниманием прислушивалась к разговору.
– Да нет уж, чего молчать, - как я сдержалась и говорила спокойным, хладнокровным тоном - не понимаю до сих пор.
– Я никогда не сомневалась, что вы о брате невысокого мнения были. Только ваше поведение сейчас хамское, а вы же искусствовед. Носитель прекрасного. И просто человек, который должен все прекрасно понимать.
Анжела моей шпильки относительно своей учености и образованности не стерпела.
– Я то понимаю прекрасно! Что из-за твоего брата моей дочери придется одной на ноги ребенка поднимать. В девятнадцать лет! У тебя самой-то дети есть? Ты хоть понимаешь, сколько на него денег и времени уходит?!
– Да я не пойму - он вас объел, что ли?!
– стул с громким звуком встал на все ножки, а я над столом нависла.
– Что вы вечно это подчеркиваете?
Анжела побагровела, и некрасивые неровные пятна ярости украсили ее щеки. Женщина со свистом вдыхала и выдыхала, и видно было, что выговаривает она давно накопившееся и наболевшее.
– А что - молчать мне прикажешь? Я неправду говорю? А я, между прочим, о своей дочери беспокоюсь! О своей единственной. Ты думаешь, я желаю ей такой жизни?
– она зло прищурилась.
– Чтобы она всю жизнь с ним провозилась?! Я не для того с молодости пахала, чтобы моя дочь в пеленках погрязла. Не для того! Ей учиться надо, о будущем думать!
– Кирилл вам мешает или Наде?
Анжела поднялась из-за стола и воинственно выпрямилась, гордо вздернув подбородок. Она и так женщиной достаточно высокой была, да еще и на шпильках, а я в кедах обычных. Но непонятная злость мне только сил придавали.
– Я сейчас не об этом говорю. Не надо мои слова переиначивать, - строптиво ответила она.
– А о чем вы тогда?
– О том, что это было огромной глупостью - вообще рожать!
– отрезала женщина и метнула взгляд на свою дочь, которая вся скукожилась и сжала ладони между коленями, опустив голову вниз.
– В семнадцать лет, тем более, от этого Ваньки. А я теперь расхлебываю!
– Что теперь, убить его?
– меня аж затрясло. Как же можно так - на собственного внука. Он же не чужой ей человек.
– Как вам вообще не стыдно так говорить? Это же внук ваш!
– Знаешь что...
– Мама, я прошу тебя!
– Надя, наконец, не выдержала и вскочила со стула, кинувшись к Анжеле. По щекам у нее слезы текли.
– Хватит!
– Видишь, чего ты добилась?
– сузив глаза, прошипела Анжела, кивком показывая на трясущуюся Надежду.
– Молодец, нечего сказать!
– Причем тут я? Знаете, теперь хотя бы понятно становится, почему Надька вообще из дома ушла!
Надя сглотнула и в страхе на мать посмотрела, ожидая реакции на это заявление. Которая не заставила себя ждать. Анжела побелела, и только ярко-красные, густо накрашенные и очерченные карандашом губы ярким пятном выделялись на лице. Но все-таки мудро решила не выяснять это здесь, на людях.
– А ты не вмешивайся в наши дела, поняла?
– с неприкрытой угрозой процедила женщина.
– Не доросла еще. Спасибо лучше бы за все сказала.