Научи меня
Шрифт:
– Давай, Катюш, вот так.
И от чувственного, наполненного такой же мукой, какую чувствовала и она, шепота, у нее окончательно сорвало крышу. Она судорожно задрожала под Мишкой, зарываясь пальцами в его волосы, и прикусила кожу на плече.
Миша положил ей руку на живот, прижав к кровати, сделал глубокий рывок, еще один и еще, и облегченно застонал, орошая ее сокращающиеся стенки горячим семенем. Его тело почти рухнуло на нее, но в последний момент мужчина сумел тяжело упасть рядом.
Они оба тяжело дышали, наслаждаясь тем, как обвевает прохладный воздух разгоряченную кожу, и не могли шевельнуться. Катя закрыла глаза и облизнула пересохшие губы, чувствуя непреодолимое желание прильнуть к теплому, покрытому любовной испариной телу и закрыть глаза. Лениво приоткрыла один глаз и посмотрела на Мишу.
– Ты спишь?
Она видела, как в темноте блеснула широкая улыбка.
– Нет. А ты?
С Митькой она никогда не засыпала после секса. А после него у нее никого и не было.
– Пока нет, - непонятно чего смутившись, проговорила Катя.
– Но сейчас усну.
Мужчина натянул на их разгоряченные тела одеяло, непостижимым образом оказавшееся на полу, прижал ее к себе, отчего девушка чуть не замурлыкала, и обнял, пристроив ее голову на своем плече.
– Спи, - уже сквозь подступающий сон она почувствовала легкий поцелуй в щеку.
– Я соскучилась.
Миша покрепче обнял ее и поцеловал в макушку.
– Я тоже. Я уже приехал.
Катя попыталась за хвост ухватить спешно ускользавшую мысль. А у самой едва сил оставалось держать глаза открытыми.
– Ты тут будешь?
– волнуясь, уточнила она, борясь с собственным желанием обхватить его сильно-сильно и никуда не отпускать.
Он осторожно убрал с ее щеки щекочущую прядь.
– Тут. Спи уже.
И она уснула, доверчиво прижавшись к широкой груди и закинув точеную ножку на твердое бедро. На всякий случай.
Глава 16
Катя сладко потянулась, вскинув тонкие руки, и не смогла сдержать счастливой и довольной улыбки. Она чувствовала себя так, будто ее бесцветный, серый и законсервированный мир рассыпался на мелкие осколки и выпустил из своей скорлупы новый - яркий и насыщенный, делая ее целой, живой и счастливой. Изнутри щекотало особое приятное чувство, как пузырьки шампанского, и хотелось бежать, смеяться, лететь куда-то. Или просто вот так, уютно прижавшись, лежать, утыкаясь носом в ямку шеи, и вдыхать запах мужского парфюма, который за последнее время намертво отпечатался в ее памяти и рецепторах.
Девушка подтянула повыше одеяло, прикрыв грудь, и повернулась набок лицом к своему мужчине. Миша крепко спал, обнимая ее одной рукой за талию и прижимая к себе - не сильно, но, тем не менее, уверенно. Даже во сне не отпуская далеко от себя. Катерина пошевелилась и попыталась отодвинуться, но ее нерешительные попытки тотчас же решительно пресекли, возвращая назад.
Миша не проснулся, только слегка насупил брови, как будто выказывая свое недовольство сквозь сон.
Положила свою бледную руку на мерно поднимавшуюся грудную клетку, и почувствовала спокойное, уверенное биение его сердца.
Подольский весь в этом - спокойный, рассудительный, как скала непоколебимый. Иногда, когда Катя слишком долго о нем думала, то в голову приходили совсем уж глупые мысли. Так получилось, что на нее все так разом навалилось - резко, с наскока. Она была очень молодой, неподготовленной, но жаловаться и плакаться не стала. Не потому что не хотела - она никогда не была супер героем или в горящую-избу-войдет женщиной. Она была самой что ни на есть обычной, в меру взрослой, в меру глупой. И может быть, даже поплакалась кому-нибудь, только рядом никого не было. Мама - не в счет. С ее здоровьем, как бы она тогда ни храбрилась, такие проблемы были неподъемными.
И Катя за столько лет привыкла быть сильной. Даже не так - она научилась с легкостью надевать маску сильной, уверенной и точно знающей чего хочет женщины. Но маска и сама уверенность - вещи разные.
А Мишка никаких масок не носил - он изнутри был как гранит. И Катя, которая так истосковалась, и устала строить из себя сильную, неосознанно к нему потянулась, млея от его силы. И иногда даже думала, что ничего не проходит незамеченным мимо Михаила. Глупо, конечно, он же не робот, но Катя именно так ощущала этого мужчину. И это в нем ей до безумия нравилось. Все в нем.
Взглядом девушка заскользила по мужественному, решительному лицу, лаская мужественные черты. И старалась впитать в себя его образ, чтобы намертво отпечатался в ней и никогда не забылся и не стерся из ее памяти.
Не удержавшись, Катя протянула руку к его лицу, и кончиками пальцев проследила заметный шрам, рассекающий левую густую бровь. Она знала, что сейчас некоторые молодые парни специально себе такие делаю - зачем, правда, не представляла, но делают же!
– но вряд ли Мишкин шрам - дань веяниям моды. Наверняка в молодости дрался или упал откуда-то, но, чего греха таить, даже этот шрам Катю с ума сводил. Он придавал мужчине особую привлекательность, не позволяя отвести взгляд от чуть насмешливых черных глаз. А выражение лица, казалось, содержало в себе мягкую усмешку и скрытую ироничность. Как будто сейчас он сильнее изогнет бровь и насмешливо кинет: "Неужели?".
Легким, как крылья бабочки касанием Катя провела по выступающим острым скулам и спустилась к твердым губам, кожей ощущая легкое покалывание начинающей пробиваться щетины. И как-то засмотрелась на любимое лицо, что пропустила момент, когда Миша проснулся.
Интересно, и долго он за ней наблюдает?
– Привет, - тихо сказала Катя, замерев от пристального взгляда.
– Я тебя разбудила?
Ее пальчики по-прежнему обводили контур резко очерченных губ, и от воспоминаний о прошлой ночи, ее охватывало болезненное томление. Она попробовала прогнать от себя яркие кадры, запечатлевшиеся в ее памяти, и у нее перехватило дыхание от образа Миши, уверенно и жестко двигающегося в ней. Казалось, она до сих пор ощущает перекатывающиеся под кожей мышцы, восхитительную наполненность и трение их тел друг об друга.