НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА - ОСОБЫЙ РОД ИСКУССТВА
Шрифт:
Как раз этого Немцов и не предусматривал. В "Семи цветах Радуги" тяжелые рычаги заменены "легкими" кнопками, но выигрыш в физических усилиях с лихвой перекрывается механическим однообразием, а главное - распылением внимания между девятью машинами. Главная идея Немцова в том, чтобы автоматизация позволила дистанционно управлять несколькими тракторами. Так сказать, тракторист-многостаночник. Задача же в том, говорит Каргополов, чтобы целиком переложить механическую часть управления на плечи автоматов. За трактористом должна остаться функция контроля. Творческая. Раскрепощающая высшие запросы и как раз этим открывающая перспективу повышения производительности труда.
Немцов обо всем этом просто не думал. Он лишь механически приспособил технику к простому облегчению труда. Техническую фантазию направили примитивные представления о коммунизме как легкой жизни. Пройдет немало лет,
8
К середине 50-х годов научно-фантастический роман забуксовал у "грани возможного". Техника, которую создавали, обслуживали, вокруг которой конфликтовали его герои, недалеко ушла от той, что была освоена научно-фантастическим романом еще в 30-х годах. Энергию по старинке ищут под Землей и в облаках, и лишь по капризу критики автор "Полярной мечты", догадался зажечь ядерное Солнце, да и то неудачно.
В каждом отдельном случае можно понять, почему и в "Моле "Северном"", и в "Горячей земле", и в "Подземной непогоде", и в "Новом Гольфстриме", и в "Повестях о Ветлугине", и в "Острове Таусена", и в "Кратере Эршота" действие переносится в Арктику, в далекие уголки страны. Но в целом создавалось впечатление, что писатели прячутся в эти глубинные шахты, недра вулканов, пустыни, на дальние острова от животрепещущих проблем. Декларируя свою приверженность будущему, они на деле цеплялись за твердь современности, потому что отказались от больших ориентиров и просто побаивались туманной неизвестности будущего.
Лишь к концу 50-х годов, когда уже летал первый советский спутник и многое переменилось в научной атмосфере, фантасты оставляяют в покое Арктику, выбираются из-под земли и обращают взор к полузабытым звездам дальней фантазии. Но и тогда еще не решаются приблизиться, скажем, к кибернетической "думающей" машине, хотя она к тому времени вторглась в жизнь, т.е. была уже по сю сторону пресловутой "грани возможного". Ведь "буржуазная лженаука" Норберта Винера совсем недавно служила предметом ожесточенных философских опровержений, молекулярная биология еще помнилась под именем реакционного менделизма-морганизма. "Идеализм" таких гипотез, как антивещество и антипространство, парадокс времени - все это тоже преграждало доступ в научную фантастику новым идеям.
Темы повторялись, кочевали от одного фантаста к другому. Многие авторы занялись переделкой своих старых романов, иногда - под новым заглавием. Роман Казанцева "Мол "Северный"", перепевавший тему романа Адамова "Изгнание владыки" (1946), в 1955-1956 гг. был переписан под названием "Полярная мечта". Автор устранил детективный зачин, расширил производственные мотивы, но вялый сюжет, построенный на экспозиции технических достижений, не изменился. Ни ординарные персонажи этого, по определению автора, "романа-мечты", ни скучновато изложенные их замыслы мечтать-то и не вдохновляли. Писатель не внес заметных улучшений и в переделанные в 50-х годах "Арктический мост" и "Пылающий остров".
Владко в 1957г. издал новую редакцию "Аргонавтов Вселенной", Долгушин в 1960г.
– подновил "Генератор чудес", Гребнев в 1957г.
– "Арктанию" (под названием "Тайна подводной скалы"). Текстуальные изменения, порой значительные, не улучшили заметно новых редакций. Долгушин, например, изменил лишь детективную линию, не главную для романа. У Гребнева в "Тайне подводной скалы" коммунистическое будущее еще больше отодвинулось в тень приключенческой фабулы. В таком же плане была написана Гребневым и фантастическая повесть "Мир иной" (1961).
Исправлять апробированные ошибки всегда проще, чем рисковать новыми. Но писателей вынуждала к тому и нетерпимость критики. Не успела увидеть свет новая редакция "Арктического моста", как Л.Рубинштейн, не вникая особо ни в достоинства, ни в недостатки романа, обвинил автора в буржуазном космополитизме. [266] С.Иванов демагогически "заострил" промахи Брагина в талантливой книге для детей "В стране дремучих трав". [267] Подобная участь постигла и "Остров Таусена" А.Палея. [268] Газета "Культура и жизнь" безапелляционно заявила, что рассказ Гуревича и Ясного "Человек-ракета" (1947) "халтура под маркой фантастики", [269] а издательство поспешило "признать ошибку". Научную фантастику просто боялись печатать без конца консультировались с критиками и специалистами.
266
См. рец. Л.Рубинштейна на кн.: А.Казанцева "Арктический мост" и Ю.Долгушина "Генератор чудес" в журнале "Знамя" (1947, №1).
267
С.Иванов - Фантастика и действительность.
268
А.Чернов - О бескрылой фантастике и антинаучных комментариях. // Комс. правда, 1948,18 авг.
269
А.Сазонов - Халтура под маркой фантастики. // Культура и жизнь, 1947, 31 дек.
Доходило до курьезов (впрочем, нешуточных). Писатель Долгушин вспоминает, как В.Орлов "разбранил неплохую детскую повесть Г.Гуревича" [270] ("Тополь стремительный") только за то, что в Лысенковских лесных полосах основной породой предполагался дуб: "Значит и писать Гуревич должен было о дубе, а не о тополе". [271]
9
В послевоенные годы в научной фантастике развивалось сатирическое направление. Это было время холодной войны против советского государства. Однако источник фантастической сатиры был не только в обострившихся противоречиях. Послевоенная реконструкция давала, например, богатый материал и производственно-фантастическому роману. Но в нем реалистические мотивы и образы спорили с угловато-обобщенным фантастическим стилем; героические и романтические фигуры, перемещаясь из фантастической обстановки в будничную, выглядели слишком уж условно, схематический силуэт фантастического персонажа плохо "смотрелся" на обычной стройплощадке.
270
В.Орлов - Шагающий саксофон. // Известия, 1952, 14 фев.
271
Ю.Долгушин - Поговорим всерьез. // Новый мир, 1954, №12, с.159.
Политический же памфлет, напротив, был поэтически родствен фантастике. Гиперболические, гротескные образы получали здесь органическое художественное окружение.
Фантасты это отлично поняли. Переделки старых произведений показывают стремление заострить гротескно-сатирические элементы. "Эта книга - памфлет...
– объяснял Казанцев, своеобразие новой редакции "Пылающего острова".
– Все в ней немножко не по-настоящему, чуть увеличено: и лысая голова, и шрам на лице, и атлетические плечи, и преступления перед миром... и подвиг... Но через такое стекло отчетливо виден мир, разделенный на две части, видны и стремления людей, и заблуждения ученых". [272]
272
А.Казанцев - Пылающий остров: НФ роман. // М.: Сов. Россия, 1962, с.500.
Намерение ввести в фантастический сюжет элемент политической сатиры для Казанцева было закономерно: писатель всегда живо откликался на обстановку в мире и умел ее остро схватывать. Уже в довоенном варианте "Пылающего острова", несмотря на недостатки, было все то, что подчеркнул потом писатель. Памфлет в "Пылающей острове" несколько уже, чем, скажем, в романах Лагина. Но у Казанцева он не так навязчив как в романе Иванова "Энергия подвластна нам". Там, например, "голова с лысым черепом" еще и посажена на "длинную, сухую морщинистую шею". [273] Кстати, лысую голову приделал шпиону Горелову еще Адамов в "Тайне двух океанов". Такими внешними приемами отмечена фантастическая сатира во многих послевоенных произведениях.
273
В.Иванов - Энергия подвластна нам: НФ роман. // М.: Трудрезервиздат, 1951, с.76.