НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА - ОСОБЫЙ РОД ИСКУССТВА
Шрифт:
Брюзжание догматиков и снобов, не одолевших новаторского содержания и стиля этой книги, заглушено было потоком благодарных отзывов. Да, вероятно, надо обладать определенным кругозором, чтобы утверждать, подобно известному авиаконструктору О.Антонову: "Нравится все: особенно отношение людей будущего к творческому труду, к обществу и друг к другу... Ради такого будущего стоит жить и работать", - или студенту В.Алхимову: "У нас такое впечатление, что "Туманность Андромеды" адресована нам, молодым романтикам техники" [280]
280
Здесь и далее отзывы читателей взяты из кн.: Е.Брандис и В.Дмитревский.
– Через горы времени: Очерк творчества И.Ефремова. // М.-Л.: Сов. пис., 1963, с.209 и др.
Но,
– Трудность чтения вызвана тем, что люди будущего будут более высокоразвитыми, чем мы, ныне живущие...". И несмотря на эту трудность, "я предпочитаю ваш стиль писания цинизму многих английских и американских научно-фантастических писателей". Ведь даже такие прогрессивные из них, как Р.Бредбери ("Марсианские хроники"), А.Азимов ("Конец вечности"), Ф.Хойл и Д.Эллиот ("Андромеда"), Ч.Оливер ("Ветер времени"), смотрят в будущее со сдерживаемым отчаяньем. Ефремовская "Туманность Андромеды" утверждает атомно-ракетную эру как расцвет мира и гуманизма, и это не просто эмоциональный пафос: роман Ефремова - один из самых научно убедительных в мировой утопической традиции.
1
В 1944г. "Новый мир" начал печатать ефремовские "Рассказы о необыкновенном" - о приключениях в дальних странах и чудесах природы. А.Н.Толстой одобрил в них правдоподобие необычайного "Рассказы" были предвестием перехода советской литературы к темам мира и творчества и знаменовали возрождение заглохшей было (после беляевского цикла рассказов об изобретениях профессора Вагнера) научно-фантастической новеллы. Возможно ли стимулирующее действие радиоактивного излучения? Фантастический элемент в рассказе "Обсерватория Нур-и-Дешт", пожалуй, состоял лишь в некотором преувеличении уже известного эффекта. В "Алмазной трубе" фантаст обнаружил якутские алмазы задолго до того, как геологи положили их на его стол - тот самый, за которым был написан рассказ. Изыскатели, вспоминал Ефремов, носили книжку с "Алмазной трубой" в своих полевых сумках, заразившись ее идеей. [281] Фантаст опирался на сходство геологических структур Средне-Сибирского плоскогорья и алмазоносного Южно-Африканского, которое отмечали многие геологи, но он внес принципиально новое предположение, и оно оправдалось.
281
И.Ефремов - На пути к "Туманности Андромеды". // Вопросы литературы, 1961, №4, с. 143.
В значительной части "Рассказов" научный материал - на грани возможного. Фантастическая романтика возникает из очень конкретной посылки. Но в отличие от теории предела Ефремов не придавал решающего значения узко-научному реализму. Его интересует не столько степень возможности, сколько общечеловеческая ценность того или иного допущения.
Новым было и то, что писатель почти в равной мере черпал свои замыслы и из науки, и из легендарной народной памяти. Сказывался историзм метода, характерный для Ефремова-палеонтолога. Например, легенда о живой и мертвой воде. Что если в самом деле человечество в своей длинной истории случайно наталкивалось на чудодейственные природные стимуляторы? В рассказе "Атолл Факаофо" фигурирует редкая порода древесины, делающей воду целебной. Во "Встрече над Тускаророй" "живую воду" обнаруживают в глубоких впадинах океанского дна. В этом рассказе фантастическая гипотеза неотделима от образа подвижника-ученого XVIII в. Создать запоминающийся образ человека Ефремову-рассказчику удается не всегда (в фантастике он и не всегда нужен): ему важней сама мысль, что поиск неведомого и необыкновенного извечен для человека, ибо отвечает коренной человеческой природе.
Критика отмечала некоторое однообразие и суховатость Ефремовских персонажей. В "Рассказах" особенно чувствуется подчиненность изображения человека приключенческому сюжету и научно-фантастической идее. Тем не менее уже в "Рассказах" Ефремова заинтересовал облик романтиков новой формации, лишенных броских атрибутов традиционного героя приключенческой фантастики, обыкновенных людей, разгадывающих необыкновенное в природе. Наука не столько помогает преодолевать препятствия (что типично для романов Жюля Верна), сколько сама служит предметом поисков (как это характерно для Уэллса). При некоторой экзотичности фона (дань традиции Р.Хаггарда и Д.Конрада) автор дает самой необыкновенной гипотезе обыкновенное будничное обрамление. В отличие от довоенной советской фантастики действие в рассказах Ефремова чаще всего происходит в нашей стране. Романтический сюжет развертывается в реалистических бытовых обстоятельствах. Нередко в рассказ включались дневниковые записи какого-нибудь конкретного маршрута. (Ефремов руководил тремя палеонтологическими экспедициями в пустыню Гоби, путешествовал по Уралу, Сибири, Средней Азии).
"В первых рассказах, - вспоминал он в статье "На пути к "Туманности Андромеды"" - меня занимали только сами научные гипотезы, положенные в их основу, и динамика, действие, приключения... главный упор делался на необыкновенном в природе... Пожалуй, только в некоторых из них - как "Катти Сарк", "Путями старых горняков" - я заинтересовался необыкновенным человеческим умением" [282] Е.Брандис и В.Дмитревский справедливо писали, что уже в ранних рассказах "акцент переносится с романтики приключений на романтику творческого труда... Обычную интригу вытесняет научный и логический анализ... приключенческий сюжет часто заменяется... приключениями мысли". "Рассказы о необыкновенном" были переходной ступенью от фантастики научно-приключенческой и популяризаторской к более высокому типу фантастики - приключениям мысли.
282
И.Ефремов - На пути к "Туманности Андромеды", с.175.
Умение остро видеть мир и увлеченность суровой романтикой странствий воспитаны были в Ефремове богатым жизненным опытом: поход через Перекоп с авторотой 6-й армии ("демобилизовался" в 1921г. в возрасте 14 лет), специализация в области палеонтологии под руководством академика П.П.Сушкина, затем увлечение морем (плавал на Каспии, на Дальнем Востоке, "между делом" получил диплом судоводителя) и, наконец, наука: многочисленные экспедиции и камеральные исследования, где Ефремов проявил себя ученым широкого профиля. Он - доктор биологических наук, палеонтолог и геолог, эрудированный, творчески мыслящий философ-историк. Прежде всего историк.
Разносторонние интересы и занятия научили Ефремова видеть единство мира в многообразии природы и целостность знания в развеетвлении наук. Все его творчество - "Рассказы о необыкновенном" (1944-1945), историческая дилогия "Великая дуга" ("На краю Ойкумены", 1949 и "Путешествие Баурджеда", 1953), первая космическая повесть "Звездные корабли" (1947), социально-фантастический роман о коммунизме "Туманность Андромеды" (1957), "Cor Serpentis" ("Сердце Змеи", 1950" научно-психологический и фантастико-приключенческий экспериментальный, по определению автора, роман "Лезвие бритвы" (1963), философско-фантастический роман "Час Быка " (1969) - единая цепь, в которой каждый этап - новая ступень научно-художественного освоения "реки времени" - так названа одна из глав "Туманности Андромеды". Но это также и тема всех крупных вещей писателя - тема времени как диалектического процесса - от зарождения жизни и разума до высочайших вершин, на которых разум переделывает породившую его природу и перестраивает самого себя.
В "Великой дуге" наука уже не часть экзотического фона, какой она еще предстает в рассказах, но инструмент реконструкции прошлого причем не только внешнего облика, но главным образом тех внутренних линий, которые связывают прошлое с настоящим и будущим. В "Туманности Андромеды" наука выступает, как решающая сила безостановочного совершенствования общества и главное направление творческой деятельности, а в "Сердце Змеи" и "Лезвии бритвы" - и как средство перестройки человека.
2
Ефремовым создана новая отрасль естествознания - тафономия, объединившая биологическую и геологическую стороны палеонтологии (фундаментальный труд Ефремова "Тафономия и геологическая летопись" в 1952г. отмечен был Государственной премией). Как ученый Ефремов применил диалектико-исторический метод для выявления взаимодействия живой и неживой природы. Как писатель он впервые продемонстрировал фантастический домысел, свободно распоряжающийся выводами многих иногда далеких друг от друга областей знания.