НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА - ОСОБЫЙ РОД ИСКУССТВА
Шрифт:
Ранние советские утопии плотной компоновкой, сжатым языком больше походили на конспект романа, чем на роман. "Туманность Андромеды" Ефремова, "Возвращение" Стругацких, "Люди как боги" Снегова, "Гость из бездны и Каллисто" Мартынова, "Мы - из Солнечной системы" Гуревича отличаются от утопий Итина, Окунева и более поздних Зеликовича, Ларри, Никольского примерно так, как многоплановый полифонический "Тихий Дон" Шолохова от повести-поэмы Александра Малышкина "Падение Даира". Это большие, многоплановые, проблемно и стилистически комплексные произведения, приближающиеся к роману-эпопее.
Роман-эпопея не только запечатляет переломный момент в жизни общества - он сам
Время романа о коммунистическом будущем настало в середине 50-х годов. Дело было не только в том, что проблемы будущего стали обсуждаться в обстановке свободной дискуссии, без чего настоящая фантастика вообще немыслима. Главное в том, что вызрели массовые представления о коммунизме и путях к нему, вызрело эпическое ощущение будущего. Современный утопический роман возник в прямой связи с установкой партии и государства на построение основ коммунизма. Будущее придвинулось практически, и уже недостаточно было самого богатого воображения, необходима была известная поверка фантазии жизнью. Произведения Ефремова, Снегова, Мартынова, Гуревича, Стругацких основаны не только на идеях, но и на опыте четырех десятилетий социализма причем (что особенно важно) на эмоциональном утверждении этого исторического опыта. Дистанция мечты увеличилась, а облик будущего стал реальней как в общих чертах, так и в деталях. И поэтому - трезвей. Романтический пафос, господствовавший в ранних советских утопиях, в современных романах составляет только одну из многих линий. Эпос будущего стал жизненно полнозвучней, синтетичней, концепция будущего - многогранней и сложней.
Это ощущается даже в интонации: "Туманность Андромеды" "Гость из бездны", "Каллисто" холодновато-серьезны, зато утопии Снегова, Стругацких, Шефнера, отчасти Гуревича сдобрены шуткой, ирониией, пародией. Произошел известный переход: от мысли в форме мысли - к мысли, так сказать, и в форме чувства. Современный социально-фантастический роман стал ближе к роману реалистическому (впрочем, тенденция была заметна уже в "Стране Гонгури" Итина, отчасти в "Стране счастливых" Ларри и некоторых произведениях Беляева).
Романы, о которых шла речь, разные по художественному уровню и трактовке будущего, примечательны тем не менее общностью социально-исторической концепции. Советские фантасты 60-х годов пришли к определенному согласию относительно главных черт будущего. Они единодушны в том, что человечество в силах избежать ядерной катастрофы; что в разных странах социальная революция осуществится разными путями; что не может быть и речи о тотальной урбанизации, о всепланетном городе под стеклянным колпаком, наоборот: при коммунизме человек вернет утраченное единство с природой; что цветущая земля откроет космическую, самую важную главу в истории человечества.
Даже такая, например, частность, как автоматы. В фантастических романах 20-50-х годов "разумная" машина была диковинкой - нынче ей уже не удивляются ни герои, ни читатели. И примечательно: если тогда автора занимало, как автоматы облегчат быт, теперь главное внимание направлено на то, как они разгрузят человека для творчества.
В "Возвращении" Стругацкие с юмором описывают попытку семьи (муж - "выходец" из нашего, XX в.) стряпать дома. Выписав кухню-автомат, супруги по ошибке получили стиральную машину, и она выдает им отутюженные бифштексы... Машина предназначена не для любителей-сибаритов (сердится жена, отвыкшая от архаичной домовитости), а для специалистов бытового обслуживания. Хлопотно будет удовлетворить прихоть, даже имея на то возможность. А вот сложнейшее информационное устройство "потомков", помогающее в научной работе, "предок" успешно осваивает: для этого не жаль времени да и конструкторы его не пожалели - машина для творчества предельно проста.
В современных утопиях уже не найти сравнительно недавних потребительских заблуждений насчет коммунизма (роман В.Немцова "Семь цветов радуги"). Нет той недавно еще популярной идеи, что в некапиталистической мире научно-технический прогресс будет автоматически равнозначен социальному. Напротив, некоторых авторов беспокоит как раз возможное расхождение между ними. В повести "Хищные вещи века" (1965) Стругацкие предупреждают, что благополучный исход борьбы против войны не снимет в одночасье унаследованных от капитализма проблем. В демилитаризованных странах высокий жизненный уровень, как на дрожжах, поднимает мещанина, и он разлагает все вокруг.
В произведениях разных авторов единый чертеж, общая планировка будущего создают словно бы коллективную панораму, писанную по одному прообразу. И это в какой-то мере так и есть, потому что фантазия проверяется единой практикой социализма. Оттого даже фрагмент будущего в отдельном рассказе выглядит планомерным звеном предусмотренных, скажем, Ефремовым Эпох Расщепления и Эр Кольца. В современном фантастическом романе картина жизни XXII или XXX вв. более исторична, чем в утопиях 20-х годов. Вехи будущего расставляются обоснованней, тщательней соотносятся с пройденным. Экстраполируется, мы говорили, целостная концепция жизни.
Будущее надежд и тревог, распахнувшееся в середине XX в., оказалось настолько ёмким и многосложным, что, по-видимому, и не вместилось бы в одно, сколь угодно многоплановое произведение. Книги разных авторов дополняют друг друга тематически, проблемно, жанрово-стилистически. Ироническая нота в жизнеутверждающей утопии Снегова, лукавый юмор повестей Шефнера, драматизм предупреждающих утопий братьей Стругацких, наряду с реалистическим романтизмом их же "Возвращения", - все это составляет полифоничную интонацию коллективной эпопеи.
10
Стремление развернуть эпос о коммунизме в целый цикл произведений отчетливо прослеживается и в творчестве отдельных фантастов. Написанная в продолжение "Туманности Андромеды" повесть "Сердце Змеи" была задумана и воспринимается как эпилог Великого Кольца, а в романе "Час Быка" упоминаются герои "Туманности Андромеды". Роман Мартынова "Каллисто" (1962) сложился из двух повестей: "Каллисто" (1957) и "Каллистяне" (1960). Повести Казанцева "Планета бурь" (1959), "Лунная дорога" (1960) тематически связаны с рассказами и очерками о пришельцах из космоса. Выпуская отдельной книгой роман Казанцева "Льды возвращаются" (1964), издательство указало в предисловии, что им завершена трилогия, начатая романами "Арктический мост" и "Полярная мечта". Герои и сюжетные мотивы повестей братьев Стругацких "Страна багровых туч" (1959), "Путь на Амальтею" (1960), "Стажеры" (1962) перешли в "Возвращение", "Далекую Радугу" (1964), "Хищные вещи века" (1965).