Научная фантастика. Ренессанс
Шрифт:
Этого доктор Хупер не ожидал:
— Что?
— Три, девять, один, семь, четыре, шесть, два. Вы называли их, когда осматривали меня в первый раз, я тогда еще лежал в больнице. Полагаю, эти числа слышит большинство ваших пациентов.
— Вот уж не думал, что вы их запомните; это тест на кратковременную память.
— Я не специально. Просто оказалось, что помню, и все.
— А цифры, которые я перечислил во время второго приема?
Задумываюсь на секунду.
— Четыре, ноль, восемь, один, пять, девять, два.
Он удивился:
— Большинство людей не могут удержать в памяти столько
Я качаю головой:
— Нет. Я даже телефонные номера всегда записываю в память телефона, чтобы потом набирать их, нажав одну кнопку.
Он идет к пульту и колотит по клавишам.
— Попробуйте это. — Доктор зачитывает четырнадцать цифр подряд, я повторяю их. — А задом наперед сумеете?
Я перечисляю цифры в обратном порядке. Он хмурится и начинает допечатывать что-то в мою историю болезни.
Сижу перед терминалом в лаборатории психиатрического отделения; это оказалось ближайшее место, в котором можно устроить проверку умственных способностей. В одну из стен встроено небольшое зеркало, вероятно, с видеокамерой позади. На тот случай, если ведется запись, улыбаюсь и машу рукой. Я всегда так делаю перед скрытыми камерами у банкоматов.
Приходит доктор Хупер с распечаткой результатов тестирования.
— Что ж, Леон, вы справились… отлично. Вы прошли два теста и в обоих случаях попали в девяносто девятый процентиль [59] .
У меня отвисает челюсть:
— Вы шутите.
— Нет, не шучу. — Кажется, он сам себе с трудом верит. — Это число не показывает, на сколько вопросов вы ответили правильно; оно говорит, что относительно общей численности населения…
— Я знаю, о чем оно говорит, — рассеянно перебиваю я. — Когда нас проверяли в школе, я входил в семидесятый.
59
Процентиль — мера расположения данных выборки или распределения. N-й процентиль — это такое значение, ниже которого расположено n процентов наблюдений данной переменной.
Девяносто девятый. Пытаюсь отыскать в себе какие-то признаки этого. Что я должен чувствовать?
Он присаживается на край стола, все еще разглядывая распечатку.
— Вы никогда не посещали колледж, не так ли?
Мое внимание возвращается к нему.
— Я ходил туда, но не дотянул до диплома. У нас с преподавателями были разные представления об образовании.
— Ясно. — Вероятно, он сделал вывод, что меня вышибли за неуспеваемость. — Что ж, очевидно, вы с тех пор сильно изменились к лучшему. Малую часть такого прироста молено объяснить естественным взрослением, но в основном это, должно быть, результат гормональной К-терапии.
— Ничего себе побочный эффект.
— Ну, я бы пока особо не радовался. Результаты тестов не предсказывают, сумеете ли вы добиться успеха в реальном мире.
Я поднимаю взгляд, но доктор Хупер уткнулся в бумаги. Происходит что-то потрясающее, а он не может сказать ничего, кроме банальностей.
— Мне бы хотелось провести еще несколько тестов. Вы можете подъехать завтра?
Я ретуширую голограмму, когда звонит телефон. Колеблюсь между аппаратом и пультом и нехотя выбираю телефон. Обычно, когда я редактирую, звонки принимает автоответчик, но надо же дать людям знать, что я снова работаю. Пока я валялся в больнице, я потерял массу заказов: один из минусов образа жизни свободного художника. Нажимаю кнопку громкой связи:
— «Греко Голографикс», Леон Греко слушает.
— Привет, Леон, это Джерри.
— Привет, Джерри. Как дела? — Продолжаю изучать изображение на экране: пара сцепленных зубчатых шестеренок. Избитая метафора совместных действий, но так желает заказчик.
— Не хочешь вечерком смотаться в кино? Мы со Сью и Тори идем на «Железные глаза».
— Сегодня? Ох, не могу. Сегодня последнее представление в Театре Хеннинга [60] , моноспектакль.
60
Дуг Хеннинг — иллюзионист, постановщик «волшебных» спектаклей на Бродвее.
Плоскости зубцов выглядят исцарапанными и маслянистыми. Выделяю курсором поверхности и правлю цифровые параметры.
— Что за штука?
— Называется «Симплектика». Монолог в стихах. — Настраиваю свет, убираю тень, падающую на соединенные зубцы. — Хочешь, пойдем вместе.
— Это что-то вроде шекспировских монологов?
Нет, это слишком: при таком освещении внешние грани чересчур яркие. Устанавливаю верхний предел интенсивности отраженного света.
— Нет, это что-то вроде потока сознания, и чередуются четыре разных стихотворных размера; только один из них ямб. Все критики называют спектакль не иначе как tour de force [61] .
61
здесь: ловкая штука (фр.).
— Не знал, что ты такой поклонник поэзии.
Еще раз проверив все значения, я запускаю расчет интерферограммы.
— Обычно нет, но в данном случае шоу, кажется, действительно интересное. Ну так как, идем?
— Спасибо, но, думаю, мы останемся верны кино.
— Ладно, хорошо вам поразвлечься, ребята. Может, встретимся на следующей неделе.
Мы прощаемся, и я жду окончания расчета.
И вдруг я соображаю, что только что произошло. Я раньше не мог одновременно вносить правки в работу и разговаривать по телефону. Но на этот раз я без труда думал и о том, и о другом разом.
Неужели сюрпризы никогда не закончатся? Когда кошмары прошли и я немного расслабился, первое, что я заметил в себе, — это увеличение скорости чтения и восприятия. Я наконец-то сумел прочитать книги на своих полках, что вечно собирался сделать, только руки никак не доходили; кроме того, что гораздо труднее, осилил технический материал. Еще в колледже я смирился с фактом, что не в силах узнать все, что меня интересует. Открытие того, что, возможно, могу, оказалось воодушевляющим; я буквально ликовал, покупая на следующий день охапку новых книг.