Научная фантастика. Ренессанс
Шрифт:
Как раз напротив дома, где жила Сара, обнаружилась стоянка — в Нью-Йорке такое сочли бы даром небес. Я заправил рубашку в брюки, затянул пояс и постарался взять себя в руки, а уже потом надавил, на кнопку звонка у подъезда.
Она встретила меня перед распахнутой дверью своей квартиры на втором этаже, когда я, слегка запыхавшись, поднялся по лестнице. У нее оказались соломенного оттенка волосы и грустные глаза, но приветствовала она меня искренней и широкой улыбкой, которую я вовсе не ожидал увидеть после допроса по телефону. На вид ей было около тридцати.
Свет
— Лаванда помогает уснуть, — пояснила Сара, приглашая меня сесть в старинное и очень мягкое кресло. — Я уже собиралась ложиться, когда вы позвонили.
— Извините…
— Нет, это мне следует извиниться. За то, что я с вами так обращалась, и за то, что случилось с Мо. — На его имени ее голос дрогнул. — Вы, наверное, голодны. Я вам принесу чего-нибудь.
Она вышла в соседнюю комнату, скорее всего кухню. На ней были легкие белые брюки, и пока она шла, я успел оценить, как привлекательно смотрятся на просвет контуры ее фигуры.
— Вот, отведайте для начала, — предложила она, вернувшись с тарелкой винограда.
Сорт «конкорд» один из моих любимых. Положите ягоду в рот, прокусите пурпурную кожицу, раскатайте мякоть по языку — и вы ощутите вкус осени.
Но я не шелохнулся.
— Знаю, — сказала она. — Вы не хотите пробовать подозрительную еду после того, что случилось с Мо. И я вас не виню. Но это вы можете есть спокойно. Вот, смотрите. — Хозяйка отщипнула от кисти ягоду и положила в рот. — М-м-м… — Она облизнула губы и вынула пальцами косточки. — Слушайте, если хотите, выберите ягоду сами и дайте ее мне. Хорошо?
В желудке у меня урчало, а голова уже слегка кружилась от голода, и я понял, что должен принять решение. Или немедленно уйти, если я не доверяю этой женщине, или съесть то, что она мне предложит.
— Ладно, решать вам, — сказала она. — У меня есть копченая ветчина. Если хотите, могу сделать бутерброд. Или просто принести кофе или чай.
— Все вместе, — решился я. — То есть я не откажусь от бутерброда и чая. И виноград тоже попробую.
Я положил в рот виноградину. Паранойя может оказаться почти столь же опасной, как и порождаемая ею воображаемая угроза.
Через несколько минут она вернулась с бутербродами и чаем. За это время я успел съесть три виноградины, и мне сразу полегчало.
— Идет война, — сказала она и поставила поднос с едой на край стола. Бутерброды она сделала с черным хлебом, и пахли они изумительно.
— Война? — переспросил я, впиваясь зубами в ветчину. — Так вы полагаете, что Мо убил какой-то террорист?
— Не совсем так. — Сара присела рядом со мной, с чашкой в руке. — Эта война продолжается уже очень давно. Потому что это биологическая война. И корни она пустила гораздо более глубокие, чем то, что мы сейчас считаем терроризмом.
— Что-то я не понимаю.
— И не поймете. Об этом мало кто задумывается. Вот вы полагаете, что эпидемии, внезапные вспышки аллергических реакций или болезни, выкашивающие урожаи, убивающие скот, случаются сами по себе? Иногда это действительно так. Но чаще причина гораздо сложнее.
Она глотнула чаю. Было нечто особенное в освещении, в ее волосах и лице, а может, и во вкусе еды, из-за чего мне неожиданно показалось, будто я ребенком вернулся в шестидесятые годы. Я даже не удивился бы, уловив запах ладана.
— Кто вы? — спросил я, — Вернее, что вас связывало с Мо?
— Я работаю в Темпле над докторской диссертацией. Специализация — этноботаническая фармакология. И Мо… он был очень хорошим человеком.
Мне показалось, что в уголке ее глаза блеснула слезинка.
— И он помогал вам работать над диссертацией о той самой войне микроорганизмов?
— Не совсем. Вы ведь знаете академический мир. Никто не позволил бы мне делать диссертацию на столь возмутительную тему — ее не пропустил бы ученый совет. Поэтому пришлось все замаскировать, изобразить как нечто более невинное, а самое ценное до поры приберечь. Чтобы потом протащить контрабандой. Но вы правы — подтекстом моей работы стало именно то, что мы называли «биовойнами», которые на самом деле есть нечто гораздо большее, чем война микроорганизмов. И Мо был одним из тех, кто помогал мне в исследованиях.
Верно, очень похоже на Мо.
— И эмиши как-то ко всему этому причастны?
— И да, и нет. Эмиши не являются такой уж единой общиной, как нам представляется. Они по-разному живут, у них разные системы ценностей…
— И некоторые из них — возможно, некая отколовшаяся от остальных группа — участвуют в этой биовойне?
— Главные из тех, кто причастен к биовойне, — не настоящие эмиши, хотя и живут, неподалеку от Ланкастера, а предки их поселились в этой стране более ста пятидесяти лет назад. Но многие принимают их за эмишей, поскольку те тоже близки к земле и почти не пользуются современными технологиями. Но это не эмиши. Настоящий эмиш не способен на жестокость.
— Вам многое известно об эмишах, — заметил я.
Она слегка покраснела.
— Я одна из них. И в достижении своих целей дошла до предела, который наша церковь предписала женщине. Я умоляла епископа отпустить меня учиться в колледж: — а ведь он знал, насколько высоки ставки и как важно то, что я изучаю, — но он мне отказал. Он заявил, что место женщины — дом. Наверное, он хотел меня защитить, но остаться я не смогла.
— Вы знаете Якоба Штольцфуса?
Сара кивнула и сжала губы.
— Он был моим дядей, — ответила она. — Братом моей матери.
— Извииитс. — Судя по ответу, она уже знала о смерти Якоба. — Кто вам сообщил? — тихо спросил я.
— Эймос… мой двоюродный брат… сын Якоба. Недалеко от его дома есть телефонная кабинка.
— Понятно, — протянул я. Вот это вечерок, ничего не скажешь. — Думаю, Мо пришел к выводу, что люди, которые похожи на эмишей, но не эмиши, каким-то образом убили Якоба.
Лицо Сары исказилось, она с трудом сдерживала слезы.