Научная фантастика. Ренессанс
Шрифт:
Сильвия стучит пальчиком по шапке. Говорит: тут сказано, что уровень безработицы в Массачусетсе самый низкий за пятнадцать лет.
Ну да, точно. Оговариваюсь порой. Это хорошая новость, ага.
Отталкивает газету. Оглядывается посмотреть, не подслушивает ли кто. Шепчет. Ты не умеешь читать, верно?
Уши загорелись. Бессмысленно врать. Теперь она знает.
Чуть-чуть умею, отвечаю. Достаточно, чтобы разобраться с меню или авиабилетом. Но недостаточно, чтобы прочесть открытку от твоего брата или газету.
Чувствую себя глупо. Хочется встать и уйти. Забываю, что мне положено
Все в порядке, говорит. Это не важно. И так подозревала, но не знала наверняка, пока ты не спросил, о чем пишет мой брат.
Все равно хочется смыться. Стискиваю резиновые колеса, толкаю, отъезжаю от столика.
Ну что ты, не уходи. Не хотела ставить тебя в неудобное положение. Останься.
Чувствую себя идиотом, признаюсь.
Сильвия качает головой. Снова улыбается мне. Нет, говорит, ты не идиот. Ты не глупее любого другого.
Смотрю на нее. Она не отводит взгляда. Ее глазами владеет какая-то индийская компания, но в эту секунду они принадлежат только мне.
Ты научишься читать, обещает она. Просто у тебя никогда не было такого учителя, как я.
К концу первого дня на ногах вздуваются волдыри. У остальных тоже. Доктор Умник счастлив по уши. Смешно — мозоли способны возбуждать! Думаю, не встает ли у него при виде ног.
Ученые-испытатели фотографируют наши ступни, делают заметки в своих блокнотах и принимаются мазать нам ноги. Бледно-зеленой дрянью. Консистенция — как у соплей при сильном насморке, запах — как у рождественской ели, вымоченной в керосине. Отмеряют точную дозу пипетками. Им бы кисточку взять.
Каждый получает свою порцию из разных пузырьков. Понятия не имею, капают мне лекарство или плацебо, но после нанесения зеленой слизи боль чуток утихает.
Облегчение оказывается недолгим. После обеда кожа начинает чесаться. Зуд не сильный, но трудно удержаться и не поскрести пятки. Словно гуляешь в высокой траве и тебя кусают клещи. Сильвия и Фил тоже чешутся, а Дуг — нет. Сидит себе в углу, почитывает книжку, к ногам даже не притронется. А мы смотрим ящик и то и дело хватаемся за пятки.
Чего уж гадать, и так видно, кому впаривают пустышку.
На следующий день никаких дорожек, но после завтрака спускаемся в лабораторию, позволяем профессорам еще поизучать нас. Сдаю кровь и докладываю о зуде. Слушают, кивают, фотографируют, записывают и намазывают нам на ноги еще склизкого дерьма.
На этот раз другая формула. Суперсильная Зеленая Дрянь. Наверное, из огненных муравьев. Чуть не спрыгиваю со стола. Сильвия шипит и морщится, когда обрабатывают ее ступни. Фил ругается на чем свет стоит. Двум парням приходится его схватить и держать — а не фиг лягать типа с пипеткой.
Возвращаемся наверх. Ноги по-прежнему горят. Сильвия отправляется в свою комнату. Дуг пялится в книжку. Фил безумствует, честя доктора Умника на все корки. Говорит, что подписался на это только ради пары лишних монет, не зная, что его собираются засадить в кутузку и пытать до смерти. Ему, мол, хочется одного — сунуть ноги в раковину.
Не делай этого, советую, сорвешь эксперимент. Пытаться провести ученых себе дороже. Успокойся, приятель. Пойдем покатаем шары. Отвлекись и забудь.
Ворчит что-то, а потом говорит: ладно, проехали.
Трудно играть в бильярд, сидя в инвалидном кресле, но мы все-таки ухитряемся. Недолго. Фил упорно не врубается. Мажет по легким шарам, кий у него срывается дважды. Загнал восьмерку, а у него еще четыре шара на столе [137] . Выходит из себя. Швыряет кий на стол, разворачивает кресло и укатывает в свою комнату. Захлопывает дверь.
Смотрю на камеру под потолком. Кто-то небось следит за всем этим.
Подъезжаю к телеку, включаю, смотрю Опру. Чуть погодя появляется Сильвия. Спрашивает, не хочу ли я начать учиться читать.
137
По правилам бильярда-«американки» шар с номером 8 должен забиваться в лузу последним.
Не слишком, отвечаю. Предпочитаю пялиться на Опру.
Одаривает меня взглядом, от которого встал бы и у монаха. Давай, говорит. Пожалуйста. Мне правда будет приятно.
Вырубает ящик, подкатывает к полке, начинает рыться. Думаю, ищет книжку или журнал. Мне и названий-то не прочесть. Решаю, если она возвращается с Шекспиром или еще с чем-нибудь в этом роде, сваливаю.
Нет, гляжу, тащит пачку газет. Кладет на колени, довозит эту макулатуру до стола, просит меня пристраиваться рядом.
Находит страничку юмора. Спрашивает, нравятся ли мне веселые картинки. Нет, говорю. Не интересуюсь. Улыбается и говорит, что читает комиксы каждое утро. Лучшая часть дня. Показывает на первую страницу. Вот этот, мол, ей особенно нравится. Объясняет, что этот маленький мальчик говорит тому тигру.
Вот так я начинаю учиться читать. Разглядывая, что Кальвин и Хоббс натворили на этот раз [138] .
После ланча снова спускаемся в лабораторию на очередную проверку. Ноги больше не горят, но зудят невыносимо. На коже покраснение. Опять анализ крови, опять фотографирование, опять записи. Опять мажут ступни. На этот раз жжет меньше. И выглядит мазь слегка по-другому. Должно быть, Новая Усовершенствованная Суперсильная Зеленая Дрянь.
138
Кальвин и Хоббс — мальчик и тигр, герои глуповатых детских комиксов.
Профессора обращают особое внимание на ноги Фила. Толпятся вокруг него. Застревают надолго. Сравнивают его волдыри с прошлыми фотками. Один очкарик берет скальпель, соскребает с каждой ступни немного омертвевшей кожи, стряхивает на блюдце, выносит из комнаты.
Фил все твердит: что происходит? В чем дело? Имею право знать.
Ученые ничего ему не отвечают. Изучают Сильвию и Дуга, смазывают им ноги и отправляют нас троих в общагу. Филу велят остаться. Говорят, хотят провести более тщательное исследование.