Научная фантастика. Ренессанс
Шрифт:
Тело врезалось в стену. Ноги заскребли по бетону в поисках опоры. Пальцы зацепились за что-то. Он подтянулся, мускулы напряглись… Никогда раньше Леон не понимал, насколько сильным может быть шимпанзе. Ни один человек не способен на такое.
Он вскарабкался наверх, порезав руку и ляжку. Найти место, куда можно поставить ноги, оказалось трудным делом.
Волна ликования окатила его. Он помахал Шиле, невидимой в листве.
С этого момента все зависело только от него. Леон вдруг сообразил, что они, связав лианы, могли бы соорудить некое подобие каната.
Промедление бессмысленно. Здание едва виднелось за деревьями, в нескольких окнах горел свет. Полная тишина. Надо подождать, пока не перевалит за полночь. Часов у него, естественно, не было, но Япан нутром чуял нужное время.
Он посмотрел вниз. Возле его ноги сверкнула вмурованная в бетон колючая проволока. Леон осторожно переступил блестящие нити. Среди острых осколков нашлось место, чтобы стоять. Дерево заслоняло обзор, и он мало что видел под собой в тусклом свете, исходящем от станции. Ну, по крайней мере, это означает, что и они не увидят его.
Спрыгнуть? Слишком высоко. Прикрывающее его дерево близко, но в темноте не различить его ветвей.
Леон стоял и думал, но на ум ничего не приходило. А Шила осталась позади, и ему ненавистна была мысль оставлять ее там, где, быть может, таилась неведомая опасность.
Он размышлял как человек, забыв, что обладает способностями шимпанзе.
Давай.Он прыгнул. Сучья затрещали, и он тяжело плюхнулся в море теней. Ветки хлестнули по лицу. Он заметил что-то темное справа от себя, поджал ноги, кувыркнулся, вытянул руки — и ухватился за сук. Пальцы легко сомкнулись вокруг него, и он понял, что опора слишком тонка, слишком тонка…
Ветка надломилась. Раздался хруст, громом отдавшийся в его ушах. Он упал вместе с веткой, ударился спиной обо что-то твердое и покатился, стараясь зацепиться за что-нибудь. Наконец он поймал толстый сук и закачался на нем, боясь даже дышать.
Шелестели листья, колыхались ветки. И все.
Он находился где-то на середине дерева. Ломота пустила побеги в суставах, крохотные галактики боли кружились в них.
Леон расслабился и позволил Япану взять на себя спуск. Своим падением он наделал слишком много шума, но никто не бежал к нему по широкой лужайке между стеной и громадой станции.
Он подумал о Шиле и пожалел, что нет способа дать ей знать о том, что он уже внутри. Размышляя о ней, Леон прикидывал на глазок расстояние до ближайших деревьев, запоминая их расположение, чтобы найти дорогу назад, если придется спасать свою жизнь бегством.
Что теперь? Плана у него не было. Зато имелась масса подозрений.
Леон мягко подтолкнул Япана — нервничающего, усталого, едва контролируемого — к растущим треугольником кустам. Разум Япана походил на грозовые небеса, расколотые зигзагами молний. Ни одной четкой мысли; одни узлы эмоций, формирующиеся и вспыхивающие вокруг зыбких ядрышек страха. Леон терпеливо призывал успокаивающие образы, заставляя Япана дышать медленнее, и чуть не пропустил шорох.
Когти скребли по мощеной тропинке. Кто-то быстро бежал.
Они показались из-за треугольного мыса кустов. Бугрящиеся мускулы, лоснящаяся кожа, мощные короткие ноги, стремительно сокращающие расстояние. Их обучали искать и убивать бесшумно, без предупреждения.
Для Япана они выглядели чудовищами, чуждыми, пугающими. Шимпанзе в панике пятился от двух несущихся к нему снарядов из мышц и костей. Безумные глаза и оскаленные пасти, приоткрывающие черные десны и белые зубы.
И тут Леон ощутил, как в Япане что-то зашевелилось. Примитивный, инстинктивный отклик остановил отступление, напружинил тело. Нет времени бежать — дерись.
Япан занял позицию. Эти двое могут добраться до его рук, так что он завел их за спину и согнулся, пряча лицо.
Япан уже сталкивался со стаями четвероногих охотников, это сохранилось — в его ли памяти, или в памяти предков, но он интуитивно знал, что они или виснут на вскинутых руках жертвы, или стараются вцепиться в горло. Псы хотят завалить его, перегрызть яремную вену, растерзать в клочья в первые, жизненно важные секунды, пока жертва еще не оправилась от потрясения.
Бегущие плечом к плечу связки упругих мышц собрались, вскинули крупные головы — и прыгнули.
В воздухе они беззащитны. Япан это знал. И раскрылся.
Он вскинул руки — и схватил псов за передние лапы.
А сам упал назад, крепко стискивая лапы врагов почти под самыми челюстями. Квазипсы по инерции пролетели над его головой; Япан кувыркнулся.
Он покатился на спину, сильно дернул. Внезапный толчок бросил псов вперед. Япан так удачно ухватил их, что они не могли повернуть голову.
Прыжок, захват, стремительный разворот, рывок — все слилось в единый водоворот, подвесивший псов над катящимся кубарем Япаном. Он ощутил, как лапы собак сломались, и отпустил их. С болезненным визгом они пролетели над ним.
Пригнув голову, Япан завершил кувырок и одним прыжком оказался на ногах. Он услышал громкий шлепок и клацанье захлопнувшихся челюстей. Это псы ударились о землю, сломанные лапы не держали их.
Япан, свистяще дыша, бросился за ними. Собаки пытались подняться, развернуться на подкашивающихся лапах мордами к добыче. По-прежнему никакого лая, лишь слабое поскуливание, приглушенное рычание. Один квазипес ожесточенно и внятно выругался. Другой выл:
— Уууублюююдок… уууублюююдок…
Звери возвращаются в свою безбрежную, скорбную ночь.
Япан высоко подпрыгнул и обрушился на обоих. Его ступни вдавили их шеи в землю, и он почувствовал, что кость поддается. Еще до того, как шимпанзе отступил, чтобы посмотреть на результат, он знал, что псы мертвы.
Кровь Япана бурлила от радости. Леон никогда не чувствовал такого покалывающего трепета, даже при первом погружении, когда Япан убил Чужака. Победа над этими врагами с клыками и когтями, набросившимися в ночи, была абсолютным, воспламеняющим удовольствием.