Научная фантастика. Возрождение
Шрифт:
В новом, университетском окружении, где студентки воистину высоко ценили ум, Джованни осторожно попытался вылезти из своей скорлупы. Он снова начал разговаривать с девушками, пусть и с тяжеловесной осмотрительностью и неловкостью. Он помогал студенткам в работе и раз или два попробовал перейти от содействия к обольщению. Так произошло с чернокудрой Изабель, которая вроде бы считала его интересным собеседником, и с веснушчатой Мэри, которая даже пару раз приготовила ему поесть, поскольку думала, что он пренебрегает собой, но обе девушки вежливо отклонили намеки на более интимные взаимоотношения. Они не рассматривали его в таком качестве, и, хотя с готовностью называли Джованни другом, ребята, оказывающиеся в их постелях, были парнями совершенно иного сорта. Джованни изо всех сил пытался не
Преобразование бактерий с помощью плазмидной техники устарело задолго до того, как Джованни поступил в университет, и юный гений чувствовал, что конструирование растений, хотя и предоставляет большие возможности для изобретательности и творчества, не вполне удовлетворяет его стремлениям. Он знал, что обладает экстраординарными способностями, требующими чего-то порискованнее, так что юноша обратил весь свой пыл в сторону «проектирования», так сказать, животных. Его докторская была посвящена разработке искусственных цитогенных систем, которые можно трансплантировать в клетки животных, не разрушая ни их ядро, ни хромосомную структуру; таким образом становилось реальным преобразовать определенные ткани зрелого организма, избежав при этом практических и моральных проблем, по-прежнему окружающих все, что затрагивало зиготы и эмбрионы.
Первоначально амбиции Джованни касались лишь применения его исследований в медицине. В своем воображении он нарисовал с полудюжины стратегий борьбы с раком и изобрел несколько нетрадиционных методов подавления эффектов старения. Останься Джованни обыкновенным исследователем в своем университете, он, без сомнения, осуществил бы все эти проекты, но первые годы нового тысячелетия стали периодом экономического бума — крупные биотехнологические компании с редкой беспощадностью охотились за талантами. Джованни никогда не рассылал резюме и не наводил справок по поводу вакансий и тем не менее нашел потенциальных нанимателей, умоляющих его о собеседовании, где ему будет удобно — у него ли дома или в любом другом месте, которое он соизволит назвать. К нему подсылали прекрасных менеджеров по персоналу, с безупречным маникюром и покровительственными улыбками, обольщающих молодого ученого предложениями шестизначных окладов. Одной или двум так отчаянно хотелось заполучить его для фирмы, что они почти готовы были подкупить юношу сексуальными услугами, но всегда останавливались за шаг до решающего действа — к вящей досаде Джованни.
Он был так страстно предан своей работе и пестовал столь благородные идеи, что медлил довольно долго, прежде чем продаться, но в конце концов искушение оказалось слишком велико. Им завладел самый солидный покупатель, «Цитотех Инкорпорейтед», и мозг Джованни «утек» в солнечную Калифорнию. При этом большинство банковских счетов молодого человека осталось в европейских «налоговых убежищах», так что к тридцати годам он вполне мог стать миллионером. А поскольку у юноши создалось впечатление, что даже самый обделенный судьбой миллионер с легкостью способен играть роль Казановы, он ждал не дождался, когда же ему доведется выступить в роли этакого отчаянного расточителя.
«Цитотех» вовсю участвовал в медицинских исследованиях, но деятельный президент компании Мармадук Мел-мот имел иные виды на своего самого экстраординарного сотрудника. Он пригласил Джованни в свой особняк в Беверли-Хиллз и угостил его таким сказочным обедом, который юноша в жизни не видывал. А потом объяснил Джованни, где, по его терминологии, «должна вестись игра».
— Будущее, — заявил Мелмот, отхлебывая розовое шампанское, — за средствами, усиливающими половое влечение. Лекарство от рака можно продать только тем, у кого рак. Продление жизни — великолепно, но оно ничего не стоит, если люди не умеют наслаждаться отпущенным им временем. К черту улучшенные мышеловки. Что этому миру действительно нужно, так это ловушки для кисок. Создай мне раскаленный феромон — и я сделаю тебя миллиардером.
Джованни объяснил Мелмоту, что такой вещи, как мощный человеческий феромон, может и не существовать. Многие насекомые, заметил он, воспринимают окружающую среду практически полностью посредством органов обоняния, так что их самкам в ограниченный период фертильности имеет смысл оповещать о своей готовности пахучими секрециями, которые — будучи произведенными в достаточных количествах — способны привлечь всех самцов-насекомых на мили вокруг. Люди же, в отличие от насекомых, почти не пользуются своим обонянием, и их самок, то есть женщин, не тревожат короткие и жизненно важные фазы фертильности, которые, по идее, любой ценой должны быть использованы для продолжения человеческого рода.
— Все это мне известно, — заверил юношу Мелмот. — И тот факт, что ты решил рассказать это мне, свидетельствует о твоих сложностях в общении. Позволь мне дать тебе один совет, сынок. Легко найти тех, кто заявит мне, что это, мол, невозможно и неосуществимо. Для этого я мог бы нанять и идиотов. Но я нанимаю гениев, чтобы они задались вопросом: «Если это не сработает, что сработает тогда?» Ты следишь за моей мыслью?
Высказывание босса невероятно воодушевило Джованни, хотя слова президента компании едва ли можно было счесть оригинальными. Молодой ученый понял, что его замечания действительно выявили проблему в отношениях, которая слишком мощно заявляла о себе всю его жизнь. Юноша отправился в свою лабораторию, полный решимости создать для мистера Мелмота что-то, что заменит невозможный феромон, а для себя лично — организовать несколько сексуальных встреч, которые наставили бы его на путь подлинного Казановы. Это, решил он, просто вопрос стратегии и целеустремленности.
В сущности, сейчас Джованни занимал весьма престижную позицию и имел заметное влияние. Хотя теоретически он начинал с самых низших ступеней «Цитотеха», ни у кого не возникало сомнений, что мальчишка далеко пойдет, — его уважали, несмотря на неказистую внешность.
С таким преимуществом юноша практически без труда потерял наконец свою невинность с семнадцатилетней блондинкой-лаборанткой по имени Хелен. Это стало для него большим облегчением, но Джованни слишком хорошо осознавал, что данный факт не является важной победой. Это была неуклюжая «случка», во время которой его трясло от страха и смущения; он чувствовал, что его обычная неловкость, как правило исчезающая во время работы, в сексе достигла невероятных масштабов. Милашка Хелен, не отягощенная знанием и искушенностью, не произнесла ни словечка недовольства и не стала шутить по поводу его фамилии, но Джованни был убежден, что мысленно девушка кричала: «Казанова! Казанова!» — и истерически хохотала над таким нелепым несоответствием. Он не осмелился снова предложить ей переспать с ним и на рабочем месте старался избегать красотки.
Решив, что ему нужно больше практики, Джованни принялся посещать проституток, чьи телефоны были нацарапаны на стенках телефонов-автоматов в фойе, и, хотя таким способом избегал затруднений, связанных с узнаванием партнершами его имени, улучшение качества процесса давалось ему весьма тяжело. Если уж на то пошло, ему казалось, что все становится только хуже, и в собственных глазах юноша выглядел еще смехотворнее.
Очевидно, именно это Мелмот назвал бы сложностями в общении, но теперь Джованни знал, что определить проблему не означает избавиться от нее, точно так же как фамилия Казанова не превращает его в копию знаменитого тезки. Отвращение к себе заставило молодого ученого отказаться от визитов к шлюхам уже после третьего раза, а возобновить связь с Хелен он так и не решился. Джованни не составило труда убедить себя в том, что воздержание предпочтительнее вечного унижения.
В своей работе, однако, он делал большие успехи. Приняв близко к сердцу совет Мелмота, Джованни спросил себя, что для людей может представлять альтернативу феромонам. У человека доминирующее чувство — зрение, так что ближайшая аналогия с феромонами насекомых — привлекательная внешность, но это открытие совершили так давно, что сейчас целые отрасли косметической промышленности призваны помочь жаждущим секса усилить их чары. Джованни понимал, что в этой области его профессиональной компетенции трудно найти применение, так что ученый переключил внимание на осязание.